Кластер-3
Шрифт:
Но вот что я хочу сказать тебе напоследок… Думаю, ты догадываешься, что другим тоже хотелось бы того, что тебе сдуру выпало. Однако ясно, что такой товар лишь поштучно выдаётся. По одному на рыло. И может быть раз в тысячу лет. Как и билет на эту жизнь. Не получил или не смог правильно схватить и чётко усвоить столь невероятную удачу – это теперь только твои проблемы, дорогой. Поэтому отойди от кассы!.. Следующий!
Однако дико расстроенный доцент никуда отходить не собирался, всем видом показывая: вас тут не стояло. Он намертво прилип к роковой кассе и настойчиво бормотал про себя, ничего не видя и никого не слыша, как будто его только что нагло и подло обсчитали и уже выпихивают из очереди:
– Сейчас нас всех похватают поодиночке или кучкой, теперь без разницы. Разнесут,
Когда добрые менты-полицаи, оторвав от сыщика, вели окончательно сбрендившего Фредди, по-хорошему пока что вели, словно бы под руки, будто нового губернатора или даже чебуратора на передержке, – тот взял и ещё более съехал. Он хихикал и плевался одновременно. Кричал, что вот ещё раз как следует пописает и ужо тогда всем покажет. Ещё орал словно на несанкционированном митинге марша никогда несогласных, явно чувствуя себя на броневике и с колорадом в петлице, вот такой примерно текст (инопланетяне в суматохе очередного промежуточного финала не уследили в точности законспектировать):
– Граждане! К оружию! Отечество в опасности! Уносят самых лучших, самых свободных людей! И ведь не вернут же в этот раз на место, гады!.. Сыщи-ик! Ты меня слышишь? Вот это, наконец, и есть настоящая развязка. Где мой блокнот?! Сыщи-ик!.. Запевай, мой дорогой соперник, нашу спасительную, мою любимую-отходную. За-пе-вай!.. Ай! – Это он всё-таки получил свою первую дубинку. Какой-то ментопёс не выдержал чрезвычайной слезливости момента и тоже возомнил из себя.
Но даже и после такого Доцент Фредди не уписался, как мечталось. А так только, чуть-чуть, с мурыськой. Не то что тогда, в тот благословенный первый раз, когда его с подачи звёздного мальчугана полноводно сорвало со всех катушек и понесло, словно в бурю с ветром, а может быть даже в божественный цунами.
Сыщик, который спокойно и почему-то без наручников шёл в кругу волков позорных, как среди подчинённых или даже самых лепших корешей, коих только что, несколько нелицеприятно критиковал и желал полётов к мэру на коврижки, теперь, ухмыляясь, грянул во всю мочь родимую, камышовую:
– Братья!.. Вы меня слы-ши-те-е-е?! За-пе-вай!.. Мил-лион, милли-о-он, без штанов – а-а-лых ро-оз!..
Вразнобой подхватил тут ему весь полуподвальный пост-человечий хор, как на расстрел, полностью выведенный во двор. Да так жалостливо наподдавал со всех сторон и всё подряд, что теперь у всех ментов-полицейских от непрошеного умиления заслезились глаза и принялись во вспотевших от сочувствия руках скользить дубинки, не позволяя огреть певцов сразу и как следует.
– Ой, цир-роз, цир-ро-оз! Не цир-ро-о-озь меня!..
– Менты на-зы-ва-ли коз-лом!..
– Я душу дьяволу продал за ночь с тобой!..
– П-протяжка-один. Протяжка-два-а. П-промежуточна-ая… Главная-а… Падьё-о-ом!.. Пять секунд – полёт нормальный!..
Так нараспев командовал обкуренный-обпитой и совершенно угоревший командир эскадрильи теперь вконец и досконально опознанных конкретно нелетающих субъектов. В этот момент пэпээсники в три приёма поднимали его длинное всё ещё многокостное тело и несли на выход, как на паперть. Словно царя или падишаха, но с набок свисающими ногами. Под его скомканной, смятой кожей бодро бежала угрюмая, как никогда отравленная кровь, с остатками всё ещё храбро сражающихся эритроцитов.
Вздрагивал в клинической агонии кислотно-щелочной баланс. Сочился первобытной магмою ободранный нос. Комэск подмигивал в потолок своею правой глазницей, играл мужественными желваками на волевых и обострённых скулах. Наверняка при этом полагал, что это он так здорово сам по себе протащился по взлётке. Будто только теперь у него прошёл самый главный ключ на Старт. А ведомые субъекты как никогда надёжно и прочно прикрыли ему и хвост и подхвостье с подреберьем. И он вот-вот опять полетит. Сквозь облака и к солнцу.
Субъекты
Ну, на фиг, действительно! Сколько можно?!
Ещё звучал затихающий дружный, хотя и давно просаженный хор, постепенно сходя на таинственный, конспиративный шёпот, это чтоб никто-никто не догадался о самой-самой страшной тайне наших самых правильных в мире пацанов:
– У власти козли-иной козля-ат миллионы и нами гор-дит-ся страна!
Словно последний бронепоезд нерушимой козлятской дружбы на все оставшиеся века уходил отряд безумно храбрых бомжей под эту великую песню – в никуда и как бы насовсем. Возвращать на ресепшене одному бородатому дедушке билетики, давно никому не нужные, а может попросту изначально дико просроченные. Впрочем, скорее всего фальшивые. Дедушка тот ещё фрукт оказался. Хуже фарцы. Таскает что ни попадя, что плохо лежит, за чем особо не смотрят. Наваривается на всём подряд, а ещё демиург, прости, господи.
Усаживаясь на заднее сиденье бронированного, с синими маячками лендровера, сыщик Осклизкин всё же разыскал глазами зачумленного доцента, неподалеку как в тумане последним взбирающегося на подножки под хвост красивому чёрному ворону. Потом серьёзно так, совсем-совсем без усмешки, заметил: «Так вот, что осталось сказать тебе напоследок. Фредди, дружище, запомни главное по этой жизни. Одного раза всегда достаточно!».
Глава 60. Продаются мальки коитуса
Хосе Дельгадо из Принстонского университета, очень давно, на заре нейропсихологии и нейрофизиологии как-то провёл опыт, имеющий в действительности не только прикладное, психофизиологическое, но и метафизическое значение. Эксперимент вновь проявил фундаментальный смысл для всего живого на Земле, в том числе и прежде всего для человека.
Экспериментатор вживил золотые и платиновые электроды в гипоталамус и лимбическую систему подкорковых зон мозга высшего млекопитающего, в частности, крыс. В центры высших удовольствий и, напротив – запредельного негатива (боли, страданий). На оба полюса мог подаваться слабый ток, подавляя или инициируя главные управляющие жизнью зоны мозга. Контакты от тех электродов Дельгадо вывел на отдельные клавиши в экспериментальном боксе. Чёрная – подавала электрический разряд в центр «ада» и животное корчилось в страшных муках, во всех мыслимых и немыслимых страданиях, какие только были запрограммированы на век этого живого существа. Пару раз задев контакт прямой линии в «ад», крыса навсегда избегала даже приближаться к чёрной метке своей жизни, какая бы вкусная колбаска на ней ни висела. Красная же клавиша запускала прямой пропуск в «рай» и без всяких угощений. Все удовольствия мира, прежде всего связанные с основным инстинктом размножения, питания и роста, притом в самом пиковом, запредельном по интенсивности выражении крыса могла запросто вызывать и, естественно, имела к красному рычажку особое пристрастие. Теперь ей не нужно было питаться, совокупляться с противоположным полом, рожать и воспитывать детёнышей. Даже испражняться. Всё отменялось. Только чистый кайф в наивысшей и нескончаемой интенсивности.