Клава Назарова
Шрифт:
— Вернутся Красная Армия, партизаны, — блестя чёрными глазами, продолжала Клава, — спросят нас: а чем вы, островские комсомольцы, помогли народу? Что мы ответим?
И, как всегда, ребята жадно слушали свою Клашу. Каждый из них скорее хотел дела, борьбы, оружия.
— Я знаю, каждый из вас рвётся к борьбе с захватчиками. Но это надо делать умело, организованно. Сегодня мы в первый раз собрались все вместе. И с этого дня мы не просто комсомольцы. Подпольный райком партии и командование партизанского отряда поручили мне создать боевую подпольную комсомольскую группу и начать борьбу с фашистами
— Да что там спрашивать? — нетерпеливо отозвался Дима Петровский. — Действовать надо.
— Бить эту падаль, и вся недолга! — поддержал его Капелюхин, похрустывая сильными пальцами.
— Мы ко всему готовы, — серьёзно сказал Федя, переглядываясь с товарищами. — Можем хоть присягнуть.
Комсомольцы одобрительно закивали головами. Клава поднялась.
— Тогда торжественно поклянёмся, что будем бороться до конца. Слова клятвы я уже написала. Вот слушайте.
Она достала из кармана листок бумаги и, переводя дыхание, приглушённо, но отчётливо прочла:
— «Я, Клава Назарова, торжественно клянусь работать для Родины и народа, вести беспощадную борьбу с ненавистными фашистскими захватчиками и всеми силами помогать Красной Армии и партизанам. Если я нарушу своё обещание или выдам тайну, то пусть постигнет меня суровая кара».
Клава умолкла. Один за другим вставали юные подпольщики, брали листок и произносили клятву. И при этом по старой привычке поднимали руку для пионерского салюта.
— Я, Варвара Филатова, торжественно клянусь…
— Я, Фёдор Сушков, торжественно клянусь…
— Я, Дмитрий Петровский, торжественно клянусь…
Первые, кто давал клятву, ещё заглядывали в бумажку, но потом слова клятвы прочно врезались в память, и каждый произносил их наизусть.
Клава смотрела на сосредоточенные лица юных подпольщиков, на вскинутые для салюта руки и вспоминала, как каждый из ребят много лет тому назад вступал в пионеры, давал торжественное обещание. Только кругом алели знамёна, стояли в молчании шеренги пионеров, застыли наготове горнисты и барабанщики. Сейчас ничего этого не было, пионерские дни представлялись бесконечно далёкими, но Клава чувствовала, что между этими двумя обещаниями тянется незримая, но прочная нить.
Когда каждый принял клятву и поставил свою подпись, Клава бережно убрала листок в карман. Затем она предложила наметить руководящую тройку — штаб подпольной группы. Ребята без долгих споров избрали в штаб Клаву, Федю Сушкова и Володю Аржанцева.
— А теперь поговорим о наших практических делах, — сказала Клава и кивнула на стол с закусками. — Где же конспирация? Почему не едите?
Ребята не заставили себя просить и налегли на закуску.
Клава заговорила о том, что им сейчас предстоит делать. В первую очередь необходимо наладить сбор разведывательных сведений для Красной Армии и партизан. Надо всем подпольщикам следить за проходящими через город воинскими частями, за машинами с грузом, за поездами на станции. Потом надо продолжать собирать оружие, которое очень
— Про раненых красноармейцев не забывайте, — подала голос Зина Бахарева. — Ведь как только раненые поправятся немного, так их немцы заберут в лагеря, на работу. А почему бы их не переправить к партизанам?
— Каким это образом? — спросил Дима.
— Подумать надо…
— Подумаем, — согласилась Клава.
Ребята намечали всё новые и новые дела.
Федя Сушков посоветовал выпускать листовки и расклеивать их по городу.
— Надо, чтобы люди правду знали. А то они начинают фашистской брехне верить: мол, и Москву взяли, и Ленинград, и Советская власть кончилась…
Дима Петровский предложил разработать план диверсий: заминировать шоссе, взорвать цепной мост или поджечь склад с горючим.
Люба Кочеткова возбуждённо заявила, что надо что-то сделать с Аллой Дембовской, дочкой бургомистра.
— Ходит разодетая, с немцами на машине катается. Вчера ко мне прилипла: «Давайте мы для офицеров концерт устроим». Такая мразь! Я ей чуть в лицо не плюнула…
— А ещё полицая Оську Бородулина проучить, — подхватил Капелюхин. — Очень он, наглая морда, над людьми издевается.
Клава строго покачала головой.
— На свой страх и риск ничего не делать. Только по моей команде. Железная дисциплина. Помните свою клятву.
И она принялась объяснять, как надо вести себя в городе. В мелкие стычки с немцами и полицаями ни в коем случае не ввязываться, уметь держать себя в руках. Группами на улицах не показываться. Встречаться подпольщикам лучше всего на волейбольной площадке, на вечеринках, на танцах — пусть фашисты думают, что молодёжь всецело занята развлечениями и ей очень по душе новый порядок. Связь по старой пионерской привычке они будут поддерживать при помощи цепочки. И пока фашисты не угнали их на дорожные работы или на торфоразработки, надо ребятам самим устраиваться на работу в городские учреждения, в комендатуру, на станцию, в офицерские столовые.
— Главное, быть поближе к немцам, чтобы всё знать, видеть и слышать, — закончила Клава. — Вы понимаете меня?
— Это чтоб я на поганых фашистов ишачил? — заартачился было Капелюхин, но, встретив осуждающие взгляды ребят, махнул рукой. — Понимаю, конечно… Ладно, уж я на них работну, — усмехнулся он. — Премного будут благодарны.
В комнату вошёл запыхавшийся Ваня Архипов. Старая, замасленная кепка, дряхлый, латаный пиджак и опорки ногах делали его похожим на беспризорника.
Клава поднялась ему навстречу.
— Почему так поздно?
— Стрельбу слышали? — хрипло заговорил Ваня, вытирая кепкой потное лицо. — Наш самолёт листовки сбросил. А немцы по нему из зениток… Ушёл всё-таки самолёт… А листовок в поле полным-полно осталось. Немцы туда солдат выгнали, целую роту, листовки подбирать. А я там козу пас. Ну, меня зацапали и давай трясти да обшаривать.
— Так ни одной листовки и не принёс? — с досадой спросил Федя.
— Ещё бы не принести, — ухмыльнулся Ваня, разжимая кулак и показывая комочек замусоленной бумаги. — За щекой держал. Чуть не проглотил.