Клеопатра и Антоний. Роковая царица
Шрифт:
Клеопатра, и без того измученная, теперь стала похожа на свою тень. Она не только не ела, но и перестала пить. А известий о Цезарионе все не было…
Она вытерпит, она все вытерпит, только чтобы протянуть время, дать возможность Цезариону уплыть. Пусть он не придет на помощь матери, это не в его силах, но хотя бы спасется сам. Как только об этом станет известно, можно будет прекратить постыдно изображать перед ненавистным Октавианом растерянную женщину. Но только после получения доброй вести.
Временами ее охватывала паника: вдруг
В комнату к едва живой царице пришел Прокулей, сумевший перехватить кинжал в ее руке.
— Зачем ты удержал мою руку?
— Ты поступаешь нечестно, не позволяя Октавиану проявить свое милосердие. Посмотри, жители Александрии довольны новым правителем.
Клеопатру меньше всего интересовало, чем довольны, а чем недовольны жители Александрии, приветствовавшие римлянина восторженными криками. Ее интересовали только дети. Где они, что с ними? А еще Цезарион.
— Почему ты не ешь?
— Я не хочу жить.
— Клеопатра, посмотри, — Прокулей позвал царицу к окну. Она покачала головой в знак отказа вставать с постели. Тогда римлянин позвал Ираду. Та подчинилась, подошла и вскрикнула, увидев что-то за окном.
— Что?
— Там… там… Божественная, там Александр, Клеопатра и Птолемей!
Клеопатра метнулась к окну. По дорожке сада действительно вели ее детей, которые должны быть скрыты жрецами в храме! Ее малыши в руках у Октавиана?!
— Я хочу видеть Октавиана!
— Давно бы так, — согласился Прокулей.
— Божественная, тебя надо привести в порядок.
— Нет, Хармиона, я буду, как есть. Вид несчастной матери может тронуть сердце римлянина.
Октавиан с интересом смотрел на ту, с которой столько лет вынужден был бороться. Даже сейчас в этой измученной бедами, страхом, неизвестностью женщине чувствовалось что-то такое, что заставило консула приветствовать ее как царицу. Но Клеопатре было все равно.
— Где мои дети? Что с ними будет?
— Ты говоришь о младших? Мы нашли их. Вернее, искать не пришлось, жрецы сами привели. Знаешь, жрецы тоже любят жизнь. К тому же нашим солдатам не слишком страшны ваши боги…
— Ты можешь забрать все сокровища Птолемеев, оставь жизнь детям.
Октавиан прищурил глаза, вот ее слабое место, она, как любая наседка, больше всего боится за детей. Консулу больше всего хотелось провести надменную царицу за своей колесницей в цепях по Риму, а только потом казнить. А чтобы она не лишила себя жизни сама, он был готов обещать сохранить жизнь трем отпрыскам ее и Антония.
— Я не собирался убивать твоих детей, я не варвар.
— А
Октавиан поморщился, видно, царице рассказали о казни мальчика. Но к чему ему ребенок Антония? Этот звереныш вырос и стал бы мстить за отца. К чему лишние неприятности? Он и этих детей не собирался оставлять в живых или хотя бы на свободе. Пройдут вместе с матерью в цепях, а потом будут проданы на рынке. Это тоже стоит удовольствия — увидеть, как на шейки детей Антония надевают ошейники рабов!
— Тебя не интересует судьба твоего старшего сына?
— Кого?
По тому, как мгновенно побелело лицо Клеопатры, он понял, что она ничего не знает ни о сгоревших кораблях, ни о предательстве Родона.
— Куда ты отправила своего цезареныша? В Беренику? А зачем? Кораблей там все равно нет, их по просьбе Ирода, вернее, за его деньги, сожгли бедуины.
Клеопатра пыталась что-то сказать и не могла. Октавиан с насмешкой наблюдал за мучениями матери. Наконец, ей удалось выдавить хриплым голосом:
— А Цезарион?
— Его сегодня казнили. Два наследника Цезаря — это слишком много.
— Не-ет…
Октавиан уже встал и направился к двери. Его голос был жесток:
— Если не хочешь, чтобы это же случилось с остальными, не будешь делать глупости. Ты мне нужна живой!
Она безмолвно плакала, глядя ему вслед. Цезариона казнили, ее мальчика… Ирод подкупил бедуинов, а Родон предал своего воспитанника…
Но самое страшное — в руках у Октавиана и малыши тоже! Четверо детей, и все погибнут из-за нее… Материнский стон разнесся по дворцу, заставив оглянуться многих, в том числе и Октавиана.
Точно раненая тигрица, подумал консул. Хорошо, что в жизни есть предатели вроде Ирода или того сморщенного раба, убиравшегося в храме, который пальчиком поманил центуриона и шепотом рассказал, что дети царицы в подземелье этого храма, но по утрам на рассвете их выводят подышать воздухом.
Жрецы сопротивлялись, пожалуй, в самом подземелье с ними справиться не смогли бы. Пришлось перебить всех, зато дети живы, и это хороший предмет торга с царицей. Октавиан побаивался слишком жестоко обходиться с ней и детьми здесь, в Александрии, мало ли какие силы еще прячутся в подземельях? Здесь он будет вежлив и обходителен, все изменится на корабле, там змея и змееныши будут немедленно закованы в цепи.
Клеопатра действительно металась, как раненая тигрица, весь день. Она не верила Октавиану, то есть не верила, что он, убив Антилла, оставит в живых ее малышей. Они тоже дети Марка Антония, к чему жалеть? Нет, и сама царица, и ее дети нужны, только чтобы провести в цепях за колесницей. Плачь, умоляй, ползай в ногах, кричи, проклинай — ничто не спасет теперь.
И Цезарион казнен… Новый стон потряс дворец… Цезарион, ее надежда, нет, не на спасение, а на продолжение династии, сын Цезаря… А убит по приказу приемного сына того же Цезаря. Ах, Цезарь, Цезарь, что же ты наделал!