Клер
Шрифт:
— Эрнест Михайлович, — Клер вдруг остановилась и посмотрела ему прямо в глаза, — я все понимаю. Я вижу, что вам не хочется идти рядом со мной. Позвольте мне поблагодарить вас за все..., — она сглотнула, но не опустила блестящих глаз, — вы сделали для меня больше, чем кто-либо в жизни. Я сегодня могу переночевать в монастыре. Отец Сильвестр мне не откажет. Прошу вас, уходите.
Ему до боли хотелось поцеловать ее. Поцеловать ее губы, которые были крепко сжаты, заставить ее трепетать в его объятьях, забывая Патова... Целовать, а потом ударить. Он не знал, сможет ли
Он тоже смотрел ей в глаза. Она никогда не лгала ему, но вела двойную жизнь. И не важно, знала она об этом или нет. Эрнест отвернулся, потом развернулся на каблуках и бросился бежать по улице, оставив ее одну в темноте.
Клер смотрела ему в след. Вот и вся любовь, думала она. Ей нечего было прощать Эрнесту. Он был с ней до конца. И теперь, когда она могла просить помощи у родных, он ушел. Силуэт его скрылся за поворотом, как крыльями махнув развевающимися полами плаща. В груди была пустота. Он никогда не принадлежал ей, но Клер хотелось думать, что такая любовь, как его, может пережить все. Она прислонилась к мокрой стене дома, внезапно ощутив головокружение, и ее вырвало. Боясь, что потеряет сознание, Клер медленно побрела вперед. Эрнест бросил ее одну в темноте. По лицу потекли слезы. Она помнила его взгляд, будто он готов был убить ее. Она знала, что он уйдет и ей казалось, что была готова к этому. Но почему же ей так больно?
Сама не заметив как, она оказалась напротив дома отца. Клер стояла и смотрела на окна, и слушала, как маменька играет на рояле. Красивая музыка лилась сквозь распахнутое окно, а Клер стояла у решетки Мойки и рыдала, не в состоянии остановиться. Потом с трудом заставила себя собраться с мыслями, пошла к черному ходу, дернула дверь. Дверь поддалась. Она взлетела на второй этаж, никем не замеченная проскользнула в свою комнату, упала на кровать и спряталась под теплое пуховое одеяло. Ей было больше некуда идти. Пусть папенька сам выгонит ее. Тогда она отправится в монастырь и примет постриг.
Клер закрыла лицо руками. Да. Она никогда не испытывала тяги к монашеской жизни, но, если папенька не позволит ехать в Тверь, ничего другого ей не остается.
...
— Клара Ивановна, — Клер раскрыла глаза и увидела над собой широкое лицо Анфисы Никитичны, — вот радость-то, детонька, Клара вернулась к нам! — по лицу старой няни потекли слезы, — Клара Ивановна, а я-то думала, случилось с вами что! Да надо же переодеться, вы же в платье прямо легли спать!
Клер села в постели. Она с трудом понимала, как оказалась дома, и почему Анфиса Никитична так рада видеть ее. Еще вчера она жила у Эрнеста, и дома ее никто не ждал. Но тут она все вспомнила, и с ужасом уставилась на няню.
Та хлопотала, бегала по комнате, то раскрывая портьеры на окне, то подбегая к шкафу с платьями.
— Клара Ивановна, милая, — причитала она, — вернулись! Вернулись!
На шум в комнату заглянула Валюша, охнула, и бросилась к Клер.
— Барышня, как я рада-то! Вот хорошо вам дома, не уходите более!
Валя метнулась к дверям, и вскоре появилась с огромным
— Вы такая худая, барышня, — Валюша поставила поднос на низкий столик, — прошу, откушайте! Вам надо много сил! Ваша маменька будет ужасно кричать...
Клер и без Вали отлично знала, что маменька будет злиться. Она улыбалась, глядя на преданных слуг, и понимала, что только они ей и рады. Маменька и папенька вряд ли примут ее с распростертыми объятьями. Если повезет, отправят в имение. Если нет, то просто выставят за порог. Она опорочила свое имя и честь семьи, для них закрылись все двери Петербурга. Все, что любила маменька, было теперь недосягаемо. Клер вздохнула и взяла чашечку с кофе. Надо на самом деле подготовиться к встрече со своей семьей.
Елена Витальевна не заставила себя долго ждать. Вести с кухни быстро поднялись в хозяйские комнаты, и вот она уже стояла в дверях спальни Клер. Высокая, статная и красивая, мадам Элен смотрела на дочь со смесью удивления и презрения.
— Я так верила в тебя, — сказала мадам Элен тихим и спокойным тоном, от чего у Клер волосы встали дыбом, — ты же оказалась банальной шлюхой. Как жаль, что моя красота передалась тебе, но мой ум остался не при делах. Ты могла сделать лучшую партию, а теперь навсегда заточишь себя в деревне.
Клер молчала. В деревне — это не самый плохой вариант.
— Но сейчас не до тебя, — мадам Элен развернулась и хотела выйти, — Элла тоже пропала. И хоть до нее никому нет дела, мы обязаны найти ее в кратчайшие сроки. Иначе моя сестра меня проклянет.
Клер встала. Вот и все. Только холодное презрение, и никаких эмоций. Лучше бы мать кричала, может быть даже ударила бы ее. Клер смотрела на мадам Элен и понимала, что та никогда ее не любила.
— Элла вышла замуж, мадам, — проговорила она, с удовольствием наблюдая, как меняется выражение лица ее матери, — она вышла замуж за майора Патова.
— Что? — мадам Элен резко обернулась, бледная, как смерть, — за Патова? Как?
Клер пожала плечами:
— Они вчера обвенчались. Я сама держала венец.
Мадам Элен вдруг заметалась по комнате, подошла к окну, потом бросилась к дочери, но передумала, и снова подошла к окну. Руки ее вцепились в подоконник.
— Она не могла сделать этого, — прошептала она, — зачем? Зачем вы...
— Я думаю, что они обвенчались по любви.
— По любви? — Елена Рудовльфовна вдруг рассмеялась, — он не мог жениться по любви! Как, как вы его заставили? Он знал, что не имеет на это права! — она заломила руки, — что же теперь делать?
— А нужно что-то делать? — удивилась Клер.
Мадам Элен смотрела на нее, как на сумасшедшую, но сумасшедшую сейчас напоминала больше она сама. Она хотела что-то сказать, но вдруг бросилась вон из комнаты, и Клер слышала, как вскоре от дома отъехала карета. Мать куда-то собралась, и явно спешила.