Клеймённые

Хард Леона

— Да ты что? — удивленно— наигранно спросила у папы. На что родитель недоуменно повел бровью. — Как это мило!

Хлопнула в ладоши, соединив пальцы друг с другом. Я переняла замашки Гектора — это очень плохо.

Всё! Ртуть терпения достигла максимальной отметки, голова готова взорваться от давления.

— Это великолепно! — не унималась я, улыбаясь как умалишенная, которой дали горсть антидепрессантов от плохого настроения. Тетя иногда такими баловалась. — А кто хоть?

Если проанализировать степень удивления с начала пребывания в людском мире, то можно сказать так:

Я почти не

удивилась, когда Гектор — хороший мальчик, который помог возле позорного столба внезапно стал главной причиной моего наказания.

Я, наверное, не удивилась когда узнала о существовании Дины и когда едва ее не убила.

Я слегка удивилась, когда подруга подняла на меня руку.

Но ответ отца...мягко говоря удивил:

— Каратель, — почти шепотом произнес приговор отец.

Фейерверк эмоций в голове, она бедная, зазвенела от полученной информации. Тысячи вопросов заорали глубоко внутри меня:

В истории наших миров не существовало ни одного известного случая, когда бы Каратель и Клейменный создавали пару.

В давние времена, когда мир был поровну поделен между Карателями и Клейменными, если Каратели насиловали наших женщин, мы самосжигались после этого процесса.

И что значит готовил всю жизнь?

Я подопытная дочь?

И самое главный вопрос. Кто этот Каратель, которому меня, как блюдо, приготовили?

Но пока вместо льющегося потока брани, я лишь хлопала ресницами. Некоторое время молчали пока отец кушал, а я забыла на время о еде, в особенности о рыбе. Очень долго смотрела, как папа смаковал обед. Тошно от ощущения полного тупика. Я перед высокой стеной, не обойти, не перелезть и обратно не вернуться. И вот стояла в неизвестности в ожидании приговора.

— А поподробнее нельзя? — очень невежливо, нагло и испуганно спросила. Настолько эмоционально достигла пика, что не боялась повысить голос на родителя.

Отец еще примерно минуту демонстративно ел, не прерываясь на болтовню. Он делал всё четко по плану, поел — хорошо. Тарелку отставил и нашел время для меня.

Я не могу...не умею общаться с отцом. Рядом с ним, словно бесполезный таракан, который мешался и раздражал.

Я должна быть примером силы, стойкости и благородия на острове. Он должен мной гордиться. А я ... посмела обмануть его надежды. Я — жалкое создание, которое забило голову похотью. И это цитата из его речи. Его слова намертво клещами впились в воспоминания.

Я должна быть показателем добродетели, примером подражания, а выросла ничтожеством. Это тоже цитата. Помню слова перед тем, как запер в подвале, в абсолютной тьме.

Отец на много лет убил способность проявлять эмоции.

Я только-только стала ощущать эмоции в людском мире, поначалу было страшно открываться, но со временем смогла.

— Смотри! — отец внезапно заговорил, чем заставил очнуться от воспоминаний, прекратить вспоминать и топиться в прошлом.

Папа взял бокал пива высокий, искусно изогнутый, и бокал с соком, затем прислонил напитки друг к другу и стукнул между собой.

— Это грани между Карателями и Клейменными. Стекло. Мы взаимоотталкиваемся.

Отец слегка стукнул бокалы друг об друга, создав небольшой звон, жидкость взболталась внутри фужеров, но не вылилась за пределы.

— Мы отталкиваемся

на физическом и эмоциональном уровне. Наша природа заставляет обходить друг друга стороной. Поэтому в жизни мы сторонимся друг друга и даже не понимаем из-за чего это происходит. Бывает два варианта отталкивания: когда Каратель сразу вызывает стойкое отчуждение (это на физическом уровне), а второе, когда с виду не чувствуем Карателя, но если он нарушает наше личное метровое пространство, тогда эмоционально отталкиваем его, — отец любовно поглаживал запотевший бокал с пивом, размазывал капельки по стеклу. Говорил вдохновленно о том, что больше всего заботило в жизни.

— Стекло Карателей, я не исследовал пока. — отец постучал указательным пальцем по моему бокалу с соком. — Наше — папа погладил свой бокал с пивом. — Прочное. Не пробьешь. Мы — эмоционально нестабильны, очень слабы в моральном плане. Когда подходит эмоциональный пик — мы само сжигаемся, поэтому в давние времена ходили слухи, что при соприкосновении Карателей и Клейменных мы само уничтожались. Женщины не могли перенести насилия и убивали себя праведным огнем. Это не в Карателях дело, а в нас. Мне любопытно, что произойдет, если одну жидкость перелить в другую — смешать напитки. Твое стекло я начал уничтожать с первых дней твоей жизни. Представляешь химиотерапию для людей больных раком, должна представлять? — кивнула на вопрос отца. — Я проводил похожую процедуру вам...

Вам... это слово многозначительно повисло между нами, завибрировало напряжением. В этот же момент посетитель начал кричать в помещении кафе, победно вскочил радуясь, обнимаясь с друзьями.

— Ты двадцать вторая. Двадцать один Клейменный до тебя не выдержал процедуру...

Я тоже должна сейчас радоваться, как и болельщики, голу? Воспарить над полом кафе от гордости с распахнутыми крыльями за спиной. Великая честь была дарована мне — пробили стекло, и я теперь не отталкиваюсь с Карателями. И я выжила среди большого числа грудничков.

Но почему-то было обратное ощущение — что отец посадил под замок вновь в тот темный подвал, одну и навечно. Разница между двумя случаями только в одном, в первый раз знала за что наказана, а сегодня не представляла.

Больше не выдержала, не смогла смотреть в одухотворенное лицо отца, пылающее восторгом и своей гениальностью, поэтому обреченно опустила взгляд на бокалы с напитками.

Встала с места, ногами слишком сильно уперлась в лавочку и в результате отодвинула ее. А она громадная проскрипела по полу, привлекая ничтожное внимание людей. Руками опираясь на деревянный стол, посмотрела на отца уверенно, не мигая, а родитель в противовес удивленно. Потом под нависшим молчанием взяла с вешалки куртку и, не раздумывая пошла на выход, но прежде озвучила:

— Не хочу тебя больше видеть!

А отец молчал на мой уход. Правильно, его ответы больше не нужны, а он не привык отчитываться, тем более перед мелкой соплячкой.

Шла по проходу, набрасывая куртку, просовывая руки внутрь рукавов. Галдели болельщики футбола, противно звенели в ушах, донимали довольными криками. Кому-то забили гол, попали в ворота. И мне попали в ворота, прошибли насквозь сердце.

Кому я нужна в мире? В мире Клейменных? В мире людей? Может в мире Карателей?