Клеймо красоты
Шрифт:
Ирина на миг уткнулась в сгиб руки, пытаясь дать роздых слезящимся от дыма глазам. Горело лицо, дышать было совершенно нечем, и она то и дело заходилась сухим, надрывным кашлем, не приносившим ни малейшего облегчения, потому что невозможно было до конца выкашлять серый дым, осевший в ее легких. Да и все задыхались от этого обессиливающего кашля. Особенно тяжело было деду Никише, который героически рвался в бой, однако общими усилиями был комиссован и отведен в тылы. Мелко, сухонько кхекала баба Ксеня, тяжело, словно в бочку, бухал Виталя… Однако Ирине почудилось, будто
И пусть Сергей тотчас отвернулся, отчаянно топча прорвавшуюся струйку огня, Ирина еще продолжала всей кожей ощущать этот встревоженный, заботливый взгляд. Правда, потом, то и дело вскидывая глаза, она видела только сосредоточенно склоненную голову Сергея, однако сердце ее по-прежнему счастливо замирало, как у влюбленной девочки, которой ничего еще не нужно от судьбы и от любви – только смотреть на своего избранника, отыскивая и находя в его глазах то, чего там скорее всего нет и никогда не было… Теперь Ирине казалось, что она всю оставшуюся жизнь готова глотать дым, утирать слезящиеся глаза и бить по земле прогоревшим лоскутным одеялом! Однако она не стала возражать, когда кто-то вдруг поймал ее за руку и Маришкиным охрипшим голосом сказал:
– Остановись. Петька вон сигналит: отбой! Вернее, перекур.
Ирина подняла голову. Старухи попадали в траву, кто где стоял, Виталя кулем ссунулся прямо на вывороченную землю, а Сергей с Петром, согнувшись, рассматривали что-то.
– Пошли глянем, что там у них? – лукаво блеснула покрасневшими глазами Маришка, и Ирина умилилась великодушию Брунгильды, которая имела законное право подойти к законному мужу, однако решила доставить мгновение счастья и бывшей сопернице. Понимает же, что Ирине теперь не то что трудно приблизиться к Сергею, но просто невозможно!
Пошли, с трудом перебирая ногами. У Ирины пятки словно бы проваливались в какую-то пустоту.
– Слушай, подруга, ты сама каблуки отломила или кто помог? – спросила Маришка, морща губы в тщетно скрываемой усмешке.
Ирина ухватилась за ее плечо и, поднимая то левую, то правую ногу, какое-то время тупо рассматривала изуродованную обувь. Надо же! Ну что тут скажешь, рано или поздно это должно было произойти. А она и не заметила когда.
– Жалко, – искренне сказала Маришка. – Фирменные… Дорогущие, наверное?
– Не знаю, – равнодушно ответила Ирина. – Я их не покупала.
– Ого, какие подарочки тебе дарят!
– И не подарочки. Просто я вчера… – Она чуть не ахнула, осознав, что это и впрямь было только вчера, около полутора суток назад. – Я вчера нечаянно угодила на одну рекламную акцию и за участие в ней получила эту экипировку. А потом так сложилось, что не могла зайти домой и переодеться, пришлось ехать в чем была.
– Слушай, а ведь все вещи твои так и пропадут теперь, может, даже уже и сгорели, – ужаснулась Маришка. – Чего ж ты их не забрала, когда мы утром были на заимке?
– Забыла, –
Тут они поравнялись наконец с Петром и Сергеем – и Маришка громко ахнула:
– Да ты только погляди, что они делают!
Сцепив две лопаты, ступая слаженно и осторожно, Петр и Сергей переносили через вспаханную полосу огромную сухую кочку. Не сразу Ирина сообразила, что это – муравейник. В этом аду, когда в буквальном смысле земля горела под ногами, они спасали муравейник!
– А чего, святое дело, – неловко усмехнулся Петр. – Один раз, помню, ежовое семейство спасали. У нас это считается к удаче, примета. Спас живое – сам выживешь.
– Я думала, вы только в одну примету верите: держать в порядке орудия борьбы с пожаром – значит искушать судьбу, – сказала Маришка, так нежно блестя глазами, что и Петр, и все другие сразу поняли: на самом деле говорит она совсем о другом, о своем, потаенном.
Обмирая от зависти, Ирина покосилась на Сергея. Но что это с ним?
Расширенными глазами он недоверчиво всматривался в плотную дымовую завесу, потом вдруг смешно всплеснул руками и ринулся вперед.
– Что, еще один муравейник? – с трудом оторвавшись от любимых зеленых глаз, взглянул ему вслед Петр и тотчас тоже сорвался с места, кинулся вслед за Сергеем очертя голову.
– Боже ж ты мой… – пробормотала Маришка и, бросив на Ирину странный взгляд, побежала вслед за мужчинами.
Ирина прижала руки к груди, всматривалась, боясь поверить глазам. Мужчины волокут что-то черное, похожее на обугленный ствол… Это человек! Это…
Она пошла вперед, неловко прихрамывая.
Павел!
Ирина замерла, только покачнулась, когда Павел, вырвавшись, побежал к ней, замер рядом, жадно вглядываясь светлыми глазами, сверкавшими с его черного лица, потом вдруг схватил Ирину в объятия и так прижал к себе, что у нее занялось дыхание. Тошнота подкатила к горлу, но тотчас отлегла, стоило Ирине сообразить, что Павел не обожжен, как полусгоревшее дерево, а просто невероятно грязен.
Он шумно дышал, утыкаясь ей в шею, его руки Ирина чувствовала словно бы сразу на всем теле, но не противилась, хотя и не отвечала на его объятия. Просто стояла, мгновенно ослабев почти до обморока, чувствуя себя податливым воском в горячих, бесцеремонных мужских руках и стараясь не вдыхать запахи земли и дыма, которыми был пропитан Павел.
Жив, так он все-таки жив! Слезы вдруг подкатили к глазам. От радости за Павла, от стыда за себя: ведь все это время страшная участь парня, который, чего скрывать, сильно-таки увлекся ею, не больно-то волновала Ирину. Конечно, усталость этого дня была нечеловеческая, убийственная усталость… но не в усталости дело. Не в усталости! Павел только легко, чуть касаясь, зацепил ее душу, в то время как тот, другой…
Но не было сил оттолкнуть Павла, который припал к ней, словно изголодавшийся к пище. Ирина только и могла, что слабо отворачиваться от его жадных, горячих губ и беззвучно бормотала: