Клеймо красоты
Шрифт:
Показалось или перед этим именем возникла небольшая заминка? Почему, интересно, Маришка всегда говорит о Сергее с таким придыханием?
– Теперь выход только один: расстреливать обе гранаты. А из чего, интересно знать? Из бабы-Ольгиного точеного ружьеца?!
– Откуда ты знаешь такие тонкости? – спросила Ирина. – В армии служила? Или терроризмом балуешься?
Маришка ожгла ее взглядом – что крапивой хлестнула!
– В кино видела. Там один такой, вроде тебя, пошел посмотреть, отчего это взрыва нет. Так его потом с домов соскребали!
– Да, – потрясенно выдохнула Ирина. – Ужасно… Я как-то не подумала, что граната
– Она не подумала! – всплеснула руками Маришка, продолжая взглядом стирать Ирину с лица земли. – Да ты вообще ни о чем думать не способна! Все, что ты умеешь, – это полуголой задницей перед женатым человеком крутить!
– А кто здесь женатый? – быстро, настороженно спросила Ирина.
– Кто? Да Петька, между прочим!
– Ну?!
– Женатый, женатый, – подтвердила баба Ксеня, поднимаясь с пола и осторожно стряхивая с подола стеклянное мелкое крошево. – Ой, загубил свою жизнь по молодой дурости! Такая шалава ему попалась, что ни приведи господь. Вот уж правда встарь говорили: «Льва злого злее злая жена!» Заела, вчистую заела доброго мужика, доконала своими причудами! Рассказать бы тебе все, Иринушка, так ведь язык не поворачивается, горло заложили горючие слезоньки… А ты чего выпучилась? – вдруг развернулась она к внучке. – Возьми, в конце концов, веник да повымети всю эту звень стеклянную, а то прям на зубах скрипит и в животе скребется!
Маришка люто зыркнула на бабку, но все-таки послушно шагнула в сени за веником. Однако невзначай покосилась в окошко – да так и полетела к нему:
– Батюшки мои! Да вы только поглядите, что делается!
Ирина посмотрела – и не поверила своим глазам.
Из окопчика торчала только голова Петра, а Витали вообще не было видно: залег, надо полагать, на самое дно. Шагах в десяти от укрытия, в опасной близости от последней сосны, стоял Сергей. Жмуря левый глаз, он расставил ноги и вытянул вперед обе руки, в которых сжимал что-то серебристое, миниатюрное.
– Что это он делает, а? – дрожащим голосом, не слыша себя, спросила Ирина. – Что это он…
Петр свистнул. Маришка вцепилась в плечо Ирины и с силой пригнула вниз, однако сейчас и десяти Маришкам не удалось бы оттащить ее от окна! Вывернувшись с неожиданным проворством, Ирина чуть не до половины высунулась – как раз вовремя, чтобы увидеть вспышку взрыва, ослепившую ее. Невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, дым и щепки уже оседали.
Сосна лежала на земле. А чуть поодаль лежал Сергей.
«Они тут все с ума посходили, – в бешенстве подумал доктор Воробьев. – Натурально посходили с ума!»
Ему было от чего взбеситься! Целую неделю он придирчиво изучал определенное лицо, всматривался в черты, причудливо моделируя на компьютере новый облик, перелистал черт-те сколько каталогов, применяясь к причудливому вкусу будущей клиентки, которая при, мягко говоря, монголоидной внешности с плоским носом, негритянским ртом и узкими бойкими глазками хотела быть вылитой Скарлетт О'Хара из кинофильма «Унесенные ветром». В смысле Вивьен Ли. И на меньшее не соглашалась.
Разумеется, сам доктор не общался с первой леди города. Но когда увидел несколько ее фото, ему захотелось засмеяться в лицо этим идиотам, которые считают липостероиды не просто кардинальным косметическим средством, но и волшебной палочкой, по мановению которой можно превратить лягушку в царевну.
Не в том дело, что
Увы, именно такой безнадежный случай имел перед собой доктор Воробьев в лице мэрши славного города Нижнего.
При виде ее фото он рассмеялся и поднял глаза на шефа «Аллюра», который скромно посиживал в кресле напротив, поигрывая карандашиком в позолоченном колпачке.
– Люди добрые, – ласково сказал доктор Воробьев. – Ну зачем же вы хотите с первого шага загубить блистательную идею? Эту даму кухонным ножом корректировать надо, а не тонким лазерным лучом!
– То есть? – вскинул брови шеф, и карандашик на миг замедлил свое круговращение.
– Понимаете, чтобы достичь разительного результата, липостероидам нужен соответствующий материал. То, что вы требуете от нас, – доктор Воробьев даже не заметил, как олицетворил липостероиды с собой, а может, себя с ними, – равнозначно предложению с помощью школьного ластика сделать трех граций из тех трех каменных матросиков, которые куда-то маршируют возле вашего речного вокзала.
Доктор Воробьев умел и любил выражаться образно. Правда, метафоричность его стиля была понятна далеко не каждому. Вот, к примеру, этот шеф, этот господин Быстров, явно затруднился оценить изысканность образа.
– Грубо говоря, вы не способны сделать то, чего хочет мадам? – спросил он, и карандашик снова завертелся в его пальцах с невероятной скоростью.
– Ну, если грубо… – усмехнулся доктор Воробьев. – А если мягко выражаясь, то невозможно создать то лицо, какое она хочет. Почему ее заклинило именно на Вивьен Ли? Что, на ней свет клином сошелся? Ким Бейсингер – тоже очень ничего из себя. На вкус и цвет, конечно, товарища нет: я бы лично к подобной особе даже спьяну не причалил, даже с закрытыми глазами, но в определенных кругах она весьма котируется… И для нашего конкретного случая этот материал более подходящий. Она ведь не очень изысканна, и глазки подкачали, и рот какой-то вывернутый. Но при этом считается звездой. Может быть, наша дама рассмотрит варианты?
– Торг здесь неуместен, – сказал господин Быстров. – Мы заверили мадам, что сможем выполнить ее желание. Видите ли, герр доктор… – Он внимательно посмотрел в глаза Воробьеву, словно ожидая возражений, но тот угрюмо смолчал.
В первые дни знакомства с Быстровым он еще пытался как-то протестовать против этого идиотского обращения, а потом махнул рукой. Черт с ним, пусть изощряется. Хозяин – барин! Да, как это ни печально, Быстров был хозяином положения. Контракт оказался просто кабальным. Конечно, гонорар оправдывал все самые смелые ожидания, однако это было рабство, натуральное рабство! Увы, господин Быстров при всей своей изысканной, можно сказать, англизированной внешности был самым настоящим бешеным, неукротимым русским мужиком. Кто это, Достоевский, что ли, писал о безумной косинке в русских глазах? А может, Алексей Толстой? Или опять-таки знатный земляк-буревестник?