Клеймо Солнца. Том 2

Пауль Анна

Она наивная, но в то же время проницательная. Ей удалось догадаться — или почувствовать, что она опоздала исцелить моё сердце. Знала бы, что как только её глаза наполняются ужасом и слезами, моё сердце теряет надежду на исцеление…

Я лежу, глядя в потолок, наблюдая, как синеватое мерцание, исходящее от кожи девушки, то угасает, то разгорается сильнее. Меня убаюкивает этот неспешный ритм, веки тяжелеют, и я с наслаждением их закрываю. «Как ей помочь?» — мелькает в голове, и это последняя мысль, прежде чем я проваливаюсь в сон.

* * *

Сколько

прошло времени? Лишь мгновение или много часов?..

Сначала я слышу шум лопастей, затем в наушниках раздаются знакомые голоса, но я никак не могу сконцентрироваться на том, что они говорят.

Открываю глаза очень медленно. Взгляд фокусируется, и я вижу внизу, прямо под своими ногами, город, освещённый лучами закатного солнца. Он взрывается оттенками красного и оранжевого. В той части города, которая уже погружается в полумрак, медленно зажигаются огни — машины, фонари и свет в окнах высоток. Но в нескольких местах одновременно то и дело происходят взрывы, горят дома. Дождь закончился, и ветер, уже не такой сильный, как прежде, но всё-таки ощутимый, подхватывает огонь и закручивает вихри.

Город объят пламенем, окутан дымом, окрашен красными отблесками заката… Так обычно изображают преисподнюю.

Мы летим над городом, пока внизу погибают люди.

Я сижу впереди, между пилотом и Ньютом и спрашиваю вкрадчиво:

— Где моя сестра?

В ответ слышу в наушниках голос телохранителя:

— Прямо за тобой.

Я не пытаюсь обернуться, плотно пристёгнутый ремнями безопасности и оглушённый успокоительными, которые всё ещё гуляют в крови.

— Когда мы вернёмся за мамой?

— Молчи, парень. Ты сам знаешь. Молчи.

Ньют бросает на меня напряжённый взгляд, и я кошусь на пилота. Мы на вертолёте отца.

Больше вопросов я не задаю.

* * *

Я открываю глаза и принимаюсь тереть их, надеясь избавиться от зуда, а главное — от наваждения из-за проклятых воспоминаний, но чувствую себя только хуже. Сколько ещё одни и те же картины будут являться ко мне по ночам?.. «Глупый вопрос, — замечает внутренний голос. — Ты знаешь, что они останутся с тобой до конца твоих дней… Хотя, вполне возможно, мучиться осталось недолго, ведь ты решил помогать землянке и идёшь к смерти во много раз быстрее. Это даже не назовёшь помощью — ты просто потерял голову…».

Я лежу вечность, но, когда смотрю на ленту, понимаю, что прошло всего двадцать минут. Это бесполезно.

Встаю, тихо крадусь в ванную, закрываю дверь, включаю свет и сталкиваюсь с собственным отражением. Выгляжу паршиво. Под глазами тёмные круги. Тело сводит судорога. Сердце то и дело колет, сбивая моё дыхание.

Лента только начинает вибрировать, как я уже отвечаю на вызов.

— Если продолжишь в том же духе, смогу тобой гордиться, — раздаётся в наушнике голос Бронсона. Я пропускаю неудачную похвалу мило ушей, и в ответ на моё молчание генерал хмуро спрашивает: — Она всё так же спит?

— Да, — хриплю я, и приходится прочистить горло. — Мне тоже не мешало бы.

— Ты выпил свои таблетки? — с улыбкой в голосе спрашивает генерал.

— Сегодня даже больше, чем следовало бы.

Я говорю правду, но вряд ли Бронсон поверит. В любом случае, достаточно

того, что он нажимает «Отбой», а я вновь останавливаю взгляд на собственном отражении.

«Это всего лишь страшный сон. Просто дыши глубже. Мне всегда это помогало. Дыши». Я сказал Габи правду: меня всегда выручало дыхание. И я делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю, а потом повторяю сначала, пока мой взгляд не останавливается на коробочке, которая стоит на раковине. В голове отчётливо звучит голос Ньюта с предупреждением: «Это не игрушки, Дэннис», — но сегодня мне уже доводилось проигнорировать голос разума, однако я всё ещё жив. Так что тянусь за коробочкой, достаю очередную таблетку, а потом проглатываю её, хотя неплохо было бы прекратить это делать.

Я терпеть не могу прыгать по воспоминаниям, поэтому стараюсь ложиться и спать до самого утра, какие бы кошмары не являлись перед внутренним взором. Но сегодня, похоже, я оказался в ещё худшем положении и меня ждёт запоминающаяся ночь: редко после того, как сон прерывался, воспоминания продолжали проходить в хронологической последовательности, стоило снова уснуть. Однако по двум явившимся мне картинам нетрудно догадаться, что впредь меня ждёт продолжение. И это ужасно: увидеть его вновь я боюсь настолько, что с готовностью зарыдал бы, если бы это помогло спастись от встречи с прошлым. Может быть, сэмпе даст возможность поспать без снов и воспоминаний?..

Надежды мало, поэтому, пытаясь отсрочить момент, который, скорее всего, будет неприятным, я приношу в ванную одежду для себя и для Габриэллы — ту, что она наденет завтра на Нимфею. Я принимаю душ и надеваю новую рубашку — светлого оттенка, какой редко ношу, но завтра мы поедем в город и мне не хотелось бы привлекать излишнее внимание своим мрачным видом.

Я всё ещё не стремлюсь погружаться в воспоминания, однако стоит мне лечь на диван и положить голову на подушку, как глаза закрываются сами собой, и я погружаюсь во мрак.

* * *

Вертушка движется над городом, огибая столбы дыма, пока не вылетает за его пределы, и он остаётся позади. Побережье пылает огнём прямо под нами. Несколько минут, полных моего отчаяния и бессильной ярости, — и мы оказываемся над чёрным океаном. Ветер сразу же ощущается отчётливее: он дует вбок, и вертолёт накреняется и трясётся. Мне было бы страшно, но сегодня я ничего не ощущаю. Ничего, кроме желания повернуться и успокоить сестру, которая наверняка чувствует себя жутко паршиво. Скорость то увеличивается, то уменьшается. Небосвод слабо озаряется далёкими и ленивыми вспышками молний, но гроза ушла, и за шумом лопастей грома уже не слышно.

— В сильный ветер полёты обычно отменены, — бурчит пилот.

— Буря почти стихла, — парирует Ньют. — И сегодня не обычный день.

Ответ собеседнику совсем не нравится, но он, сжав губы в тонкую линию, молчит, пока мы летим над океаном. Видимость отвратительная. Иссиня-чёрная вода сливается с линией горизонта, и только высоко подскакивающие волны и белая пена свидетельствует, что мы не кружим над городом, лишённым электричества. В брызгах над водой я не вижу ни судна, ни платформы, ни даже космических лифтов. Мы парим долго, и нас бросает то в одну сторону, то в другую, пока пилот не говорит: