Клеймо змея
Шрифт:
– Уходи, уходи… Уходи от рыб в реке, от кабанов в лесу, от пиктов в хижинах! Погибай, погибай… Погибай в огне костра, в густом дыму, в жарком пламени… Уходи, уходи…
Под палящим солнцем Хорта повели на проклятое место. Никто из стражников не хотел приближаться к нему, поэтому ему пришлось брести по тропинке в окружении своих недавних приятелей.
Хорт никак не мог поверить в происходящее, еще вчера вечером он сытно поужинал, побалагурил в мужской компании около костра и потом соединился с Ротой на ложе. Этот день не должен был отличаться от множества других, Хорт пошел бы со всеми другими мужчинами
Ему пришлось вместе со стражниками забраться на вершину холма. Почему-то здесь никогда не росла трава, не поднимались цветы, и давно уже друиды определили место как проклятое. Прежде Хорт был здесь только однажды, когда как страж привел сюда Горта, сбежавшего с места сражения во время боя с атлантами. Тогда Горта закопали живьем на вершине холма, и все воины помочились на кучку сухой земли.
Сейчас он знал, что бесполезно просить о пощаде. Хорт сам бы никогда не смягчил наказание, предназначенное друидами, поэтому обреченно ожидал своей участи.
– Не возвращайся к нам, дурной дух, – сказал старший стражи и с размаха ударил дубовой дубинкой по ноге Хорта.
Кость отозвалась сухим треском. Хорт взвыл и повалился на сухую пыль. Дубинка другого стражника взмыла в воздух и обрушилась на целую ногу, переломав щиколотку и заставив ее неестественно вывернуться в сторону. Несколько коротких ударов превратили мускулистые прежде руки в безжизненные плети, и воины, выполнив свою обязанность, пустились в обратный путь, оставив то, что прежде называлось Хортом, под палящим солнцем на самой вершине Проклятого Холма.
Он мечтал поскорее умереть, но могучий организм воина яростно цеплялся за жизнь. С детства Хорт был закален походной жизнью. Пикты никогда не задерживались долго на одном месте, предпочитая свободно кочевать и не строить собственные города, а разрушать чужие. Племя Рябого Торха постоянно воевало, хотя и не подозревало, что ведет войну, это считалось нормальной жизнью. Пикты испокон веков нападали на чужие селения, грабили и жгли их, охотились и ловили рыбу, убивали врагов и насиловали их женщин, зачастую принимая потом их детей как своих собственных.
Никогда Хорт не думал, что жизнь его будет такой короткой и закончится на Проклятом Холме. Пикты часто меняли места своих стоянок, где-то задерживаясь надолго, где-то не очень, но каждый раз почему-то рядом с лагерем находилось место, словно отмеченное злыми духами. В таких местах, именуемых Проклятыми, обычно не росла трава, не веселили глаз цветы и не щебетали птицы. Бесплодные холмы и долины справедливо считались у пиктов обителями мерзких духов, уводящих дичь из лесов и рыбу из рек, насылающих болезни на малых детей и неудачи в бою для воинов.
Каждый пикт страшился окончить свою жизнь на Проклятом Месте, ведь это означало, что он никогда не достигнет Серых Равнин и будет осужден вечно скитаться по свету, страдая от холода и жары, но больше всего от злых духов.
Хорт лежал под безжалостными лучами раскаленного дневного солнца и не мог
После дневной жары Хорт воспринял ночной дождь как подарок, как сладостное мгновение. Зажмурив глаза, он хватал губами дождевые струи и жадно глотал их. К утру дождь утих, и Хорт провалился в забытье, заставившее даже отступить дикую боль в руках и ногах.
В бреду он снова ощутил себя сильным и здоровым. Из темных глубин на него наплывали картины боев и схваток, в которых он принимал участие, тогда в ушах Хорта звучали воинственные хриплые крики, слышались тяжелое прерывистое дыхание и тяжелые стоны. Его боевой топор разил без промаха, а руки в бреду не знали усталости.
Временами он приходил в себя. Невыносимая боль заставляла вспомнить все происшедшее накануне. Мучительные стоны вырывались из его груди, и кровавая пелена застилала глаза. Сквозь этот розовый туман пикт видел желтые черепа и скелеты, лежащие неподалеку, – останки несчастных, кончивших свою жизнь на Проклятом Месте, так же, как суждено было кончить ее и Хорту.
Он не понимал, сколько времени прошло с тех пор, как его привели на холм. Погружаясь в забытье, и временами приходя в сознание, искалеченный воин не мог ориентироваться во времени и лишь невольно отмечал, что наступила еще одна ночь, избавившая от дневного жара, но за тьмой неминуемо пришло утро, а за тем и дневное солнце вознеслось, чтобы безжалостными лучами мучить недвижно лежащего пикта.
Хорт не понимал, почему именно злой дух выбрал для своей кровавой поживы маленького сына, а потом и его самого. Он всегда верил в силу своего амулета-оберега, в кусок высушенной человеческой кожи, обшитой вокруг продолговатого куска кварца. Он носил свой амулет на кожаном шнурке, обвивавшем шею, и никогда не расставался с ним, ведь кожу Хорт вырезал собственноручно с груди атланта после первого настоящего сражения, в котором ему привелось принять участие, – тогда пикты наголову разгромили своих извечных врагов, разбивших лагерь в уютной бухте на берегу Громовой реки.
На груди одного из пленных атлантов друид обнаружил татуировку, священный знак этого воина. Почти у каждого атланта на коже красовалось какое-либо изображение; друид объяснил неопытному Хорту, что атланты сначала наносят рисунок на тело, а потом прошивают кожу острой иглой из рыбьей кости, – в иглу вставлено волокно, пропитанное краской из вываренной травы, и поэтому рисунок навсегда остается на коже.
Одну из таких татуировок друид и приказал срезать, чтобы у Хорта, благополучно пережившего свое первое сражение, отныне появился свой собственный оберег. Каждый в племени пиктов знал, что с таким амулетом силы бойца удваиваются, что духу поверженного врага ничего не остается делать, кроме как помогать своему новому хозяину.