Клеймо
Шрифт:
С крыши рубки сорвалась чайка. Конт указал на улетающую птицу.
Однако Кальдерон, махнув пистолетом, приказал осмотреть всю палубу.
Он проверил трап на полуют и прошелся вдоль борта в носовой части судна. Азиат осматривал корму, включая кормовой подзор, где крепилось веревкой перевернутое спасательное средство — надувная лодка «Зодиак» с подвесным мотором.
В полумраке Конг не заметил, что днище резиновой лодки чуть выпирало посередине.
ГЛАВА 52
Голова Люка раскалывалась от боли. Он по-прежнему
Связанные по рукам и ногам, Люк и Меган лежали рядом с катером Кальдерона, на толстом деревянном причале, протянувшемся от входа в туннель в темные воды лагуны. Пленников по широкой дуге окружали отвесные известковые скалы, которые поднимались прямо из воды, формируя бухту в стороне от течений Рио-Дульсе.
На другом конце причала несколько рабочих загружали на огромную баржу ящики с оборудованием. На защитных касках виднелась надпись: «Тайфанг». За ходом погрузки следили вооруженные люди.
Минутами ранее, когда три человека Кальдерона выволакивали их на берег, Люк заметил на середине реки огни грузового корабля.
Кальдерон как сквозь землю провалился, и вопрос оставался открытым: почему он до сих пор с ними не расправился?
Качински внезапно остановился.
— Мне нужно передохнуть, — сказал он. — Прямо сейчас.
Охранники помогли генетику опуститься на деревянный настил, где он с трудом отдышался. Все трое носили рубашки с нашивкой «Чеган».
Еще до прибытия на скрытый от посторонних глаз участок реки Меган в трюме шепотом рассказала про огороженную территорию за туннелем, где была в плену. Люк воспринял рассказ об одиноком и замкнутом Качински как причудливый поток сознания, как чистый вымысел, пока сам не увидел генетика.
Взгляд Качински миновал девушку и остановился на Маккене.
— Честно говоря, надеялся, что вы сюда не доберетесь.
— Уверен, вашей семье будет чем гордиться, Петр. Если б они только знали… — Люку вспомнилась жена Качински, вся в слезах и в трауре пять лет назад, на службе за упокой его души.
— Так было нужно, — ответил он.
Ни тени смущения, ни следов раскаяния в болезненном голосе.
Люк подытожил воспоминания о генетике. Больше всего в память врезалась его отрешенность от внешнего мира, погруженность в себя и в работу.
— А убийства? — спросил Люк. — Какова цель, столь важная, что оправдывает убийства?
На палубе появился азиат. Люк узнал его сразу: тот самый, что следил за ним в Лос-Анджелесе.
— Помалкивайте, — предупредил он генетика.
Качински словно не слышал.
— Не уверен, что поймете, Люк.
— А вы попробуйте.
Ученый оценивающе посмотрел на Маккену.
— Мы потратили последнюю сотню лет и бесчисленные средства на расшифровку генетического кода. И ради чего? Вместо того чтобы использовать наши знания на то, чтобы избавиться от болезней, позволяем им стать удавкой на шее человечества.
Взгляд Качински проследовал за грузовиком,
— Возможности медицины не безграничны, а мы расточаем их на детей, которые — в лучшем мире — вообще рождаться не должны. Дети с мозгами столь убогими, что не в силах почувствовать голод. С легкими столь уродливыми, что каждый вздох — как агония, как проверка на жажду выжить. А мы? Делаем все, что в наших силах, чтобы они жили дальше. Те, кто не страдает бесплодием, продолжают передавать свою болезнь из поколения в поколение. Это просто безумие.
Меган зашевелилась, протестуя.
— Это вы нам читаете лекцию о безумии?
— Я же говорил, что вы не поймете.
Люк, надеясь заставить Качински продолжать, спросил:
— И где же выход, Петр?
— Док, вас разыгрывают, — мрачно заметил азиат. — Пойдемте. Мне нужно переправить вас на корабль.
Качински отмахнулся.
— Выход? Такие дети не имеют права рождаться. Просто не должны существовать в природе.
Люк бросил взгляд на Меган.
— Концепция проста. Важно понять, — продолжал генетик. — В той области, где я работаю, ученые пытаются восстановить ущерб от неправильных генов, и эти усилия провалились. Редкая удача приводит к методикам лечения, которые стоят целого состояния. Для большинства стран мира это невиданное расточительство.
— И поэтому вы пошли другим путем, — ехидно сказал Люк, мягко задевая самолюбие ученого.
— Да, причем напрямую. Нужно исключить ошибки природы — и все. Можно запрограммировать иммунную систему так, чтобы она отбирала и уничтожала поврежденные женские яйцеклетки и мужские сперматозоиды раньше, чем они встретятся, чтобы создать ущербного ребенка.
— Как же вы собираетесь это сделать?
Генетик принялся массировать пальцы.
— Значительная часть генома человека существует только для того, чтобы сохранить структурную целостность наших хромосом. У нас есть гены, защищающие наши же гены. Тысячи так называемых восстановительных генов, которые замещают поврежденные сегменты ДНК, строят новую ДНК. А когда не получается, дают сигнал клетке на самоуничтожение. Конечно, такие природные процессы часто несовершенны. Вот здесь и начинает работать моя теория. — В голосе Качински послышались величественные нотки. — Я обнаружил общую исходную точку процесса в репродуктивных клетках. Это ген, который присутствует только в сперматозоидах и яйцеклетках. Я называю его «ген SOS» — он принимает сигнал тревоги и дает толчок процессу восстановления-уничтожения. Только этот ген откликается на любой хромосомный дефект, независимо от причины.
— И что вы собираетесь делать с вашим открытием?
— Вопрос не в том, что я собираюсь делать, Люк. Я уже создал вакцину, которая заставляет нашу иммунную систему уничтожать гаметы с Изъяном. — Взгляд генетика просветлел. — Активизировавшись, «ген SOS» вырабатывает белок — сигнал бедствия, который запускает последовательность восстановления-уничтожения. Как и любой белок, он имеет уникальную структуру. Как только я ее определил, разработать вакцину большого труда не составило.
Люк засомневался.