Клинки Ойкумены
Шрифт:
– Никогда, – повторил Луис Пераль. – Никто и никогда.
– Что вы имеете в виду?
– Никто, – драматург откинулся на спинку стула. Тени от оконной решетки превратили его лицо в посмертную маску, состарив лет на пятьдесят. – Никто и никогда больше не будет бить меня палками. Вы мне верите?
– Вы позволите мне изменить финал пьесы?
– Вы мне верите?!
– Сперва ответьте на мой вопрос.
– Да. Если вы считаете, что от этого зависит успех фильма – да, черт побери! Но каждое изменение вы будете согласовывать со
– Я капризен, сеньор Пераль.
– А я трудолюбив. Сто тысяч вариантов, если это даст результат! Теперь ваша очередь, сеньор Монтелье.
– Да, – кивнул режиссер. – Я вам верю.
Это кульминация, сказал себе Монтелье. Теперь он – мой.
– Бланка! – заорал головорез с пистолетом. – Еще вина!
Часть первая
Эскалона
Глава первая
Он и она
– Да!
– Мигель?
– Тысяча чертей! Ты меня слышишь?!
– Мигель, будь ты проклят! Говори громче!
Связь сбоила. Голос в коммуникаторе хрипел, взрыкивал, сбиваясь на жутковатый визг. Так плохой актер играет сатану. Диего Пераль отлично знал, как зал освистывает бездаря, потешаясь над рогами из картона и тряпичным хвостом.
– Куда уж громче?! Диего, ты?
С Мигелем они были на «ты» со времен осады Сонти. И все же… Осторожность, подумал Диего. Трижды осторожность. Я иду босиком по битому стеклу.
– Что я делал у ворот Бравильянки?
– Засовывал кишки мне в брюхо!
– Еще!
– Труса праздновал!
– Сукин ты сын! Еще!
– Выбил зубы капитану Ленуаресу!
– Какие?
– Все!
– За что?
– Он приказал трубить отступление!
– Это ты, Мигелито. Это ты, строевая косточка. Ты договорился?
В ответ громыхнул надсадный кашель.
– Когда это Мигель Ибарра не держал слово? – сварливо поинтересовался контрабандист, прочистив глотку. – Конечно, договорился. Сегодня, в четыре пополудни. Два пассажира. У меня, как в борделе – кто платит, того и любят!
– Я – твой должник. Место?
– На место я вас сам проведу. Звон при тебе?
– Золотом, как обещал.
– Хорошо. Ты где прячешься?
Мигель Ибарра был вторым и последним человеком на всей Террафиме, кому Диего Пераль мог доверить свое нынешнее местонахождение. Первым был отец. Но подставить сейчас отца означало превратиться в сволочь полную и окончательную. Диего разделил бы со стариком последний глоток вина, но не риск окончить дни с кинжалом под ребрами.
– Говори, не бойся, – Мигель неверно истолковал молчание собеседника. – У меня линия защищена. Комар носу не подточит!
Диего представил себе эту защищенную линию. Пехотное каре, дымятся фитили мушкетов, солнце играет на стали обнаженных шпаг. Все ближе лава атакующей кавалерии: всадники
– Переулок Превознесения.
– «Три бочонка»?
– Да. Второй этаж, угловая комната.
– Знаю эту дыру. – Мигель вновь зашелся кашлем. Опасным контрапунктом в кашель вплетались звуки выстрелов, приглушенные расстоянием. – Клянусь гульфиком святого Эраста, тут становится жарковато! Дыму – как на Дровяном бастионе! Помнишь, а? Я нагряну через полчаса. Она с тобой?
– Нет. Ее нужно забрать из Сан-Федрате.
– Успеем.
– Точно?
– Говорю ж, у меня, как в борделе! Жди, скоро буду.
Задушенно пискнул зуммер отбоя. На уникоме – подарке Энкарны – вспыхнул и погас алый огонек. Видеорежим Диего включал, лишь связываясь с Энкарной. Все остальные довольствовались голосом маэстро: низким, хрипловатым, с медлительными интонациями солдата. К инопланетным игрушкам Диего Пераль относился с плохо скрываемым отвращением, стараясь не пользоваться ими без особой надобности.
Вот она, на пороге – особая.
Он извлек из кармана серебряный хронометр на цепочке, щелкнул крышкой. Четверть одиннадцатого утра. Прав Мигель – времени хватает. Вспомнилось, как при встрече Ибарра не удержался, беззлобно подтрунивая над старомодностью друга: «Продай ты свой антиквариат! Закажи у ларгов браслет-татуировку: и дешевле, и не украдут! За твоей-то штуковиной глаз да глаз нужен!» Диего тогда отмолчался: спорить с Мигелем – проще море решетом вычерпать. Не станешь же объяснять Ибарре, закоренелому безбожнику, что тело, как и бессмертная душа, дано человеку Господом. Искажать дар Творца по собственной прихоти, как делают это беспутные развратники Ойкумены, гореть им в аду – радовать дьявола, охочего до жареных грешников. Не пристало такое доброму прихожанину храма Святого Исидора Эскалонского.
Добрый прихожанин прошелся из угла в угол. Комнатушка, где Диего ждал вызова, напоминала склад мебели – древней, рассохшейся. Поворачиваясь, маэстро зацепил ножнами рапиры стол, на котором лежал коммуникатор. Когда аппарат подпрыгнул, Диего поморщился: он еще не успел должным образом освоиться во временном убежище. Это плохо, очень плохо. Нужно ощущать пространство вокруг себя – спиной, затылком, кожей. Лишний шаг, табурет подворачивается под ноги, чиркает по стене клинок – в схватке миг промедления стоит жизни.
У окна он задержался. Кружевная занавеска надежно скрывала обитателя комнаты от любопытных взглядов снаружи, позволяя при этом видеть, что творится на улице. Прямо под окном – хоть горшок им на головы выливай! – горланила компания пьяниц, выбравшихся проветриться из чадной таверны. Наружность мужчин была такой бандитской, что они могли быть кем угодно, только не бандитами. Прихватив с собой оловянные кружки, забулдыги громко обсуждали события, всколыхнувшие город.
– …вывезли его! Наследника!