Клинки против смерти
Шрифт:
— Надо приготовиться!
Ухватив свой мешок за горловину, он с размаху обрушил его на мостовую — так, чтобы раскололись не только пузырьки, но и горшок с угольями. Вскоре запахло паленой мешковиной.
Мышелов обнажил Скальпель, а Фафхрд — Серый Жезл, и они устремились вперед. Мышелов размахивал над головой мешком, чтобы раздуть пламя. К тому времени, когда они пересекли улицу Коробейников и ворвались в Обитель Воров, мешок стал огромным огненным шаром. Подпрыгнув, Мышелов зашвырнул его в глубокую нишу над входом.
Раздались вопли охранников.
Привлеченные
Один ученик, которому вряд ли было больше десяти лет, немного замешкался. Серый Жезл вонзился ему в грудь, и он умер с мольбой о пощаде на губах.
В глубине послышался тихий звон, от которого почему-то становились дыбом волосы. Двери вдоль по коридору начали захлопываться одна за другой. Фафхрд с Мышеловом жаждали кровавой схватки, но воры, видно, вовсе не стремились скрестить с ними мечи. В коридоре, несмотря на горящие факелы, сгущался мрак.
Добежав до лестницы, воины поняли, откуда он взялся. Над ступеньками клубилось черное облако смога.
Струйки его, материализуясь прямо из воздуха, на глазах удлинялись и принимали омерзительные формы. Они перегородили гигантской паутиной коридор второго этажа — от стены к стене и от пола до потолка, так что Фафхрду и Мышелову пришлось прорубать себе дорогу; по крайней мере именно это померещилось их воспаленным рассудкам. Из седьмой по счету двери впереди снова донесся колдовской звон, который перешел вдруг в насмешливое кудахтанье, не уступавшее в безумии возбуждению друзей. Черная пелена смога сделалась гуще.
На втором этаже Обители Воров тоже не видно было ни одной раскрытой двери. У Мышелова мелькнула мысль, что воры боятся не их с Фафхрдом, а Хрисомило с его колдовскими штучками, пускай он даже защищает Обитель от незваных гостей.
Вход в комнату с картой, из которой вероятнее всего было ожидать нападения, оказалось, преграждала огромная дубовая дверь, обитая сверху донизу железом.
Продвижение воинов замедлилось; струйки смога не пускали их, так и норовили обвиться вокруг ног. Внезапно на полпути между комнатой с картой и логовом колдуна из воздуха возник черный паук ростом с волка.
Мышелов разрубил черную паутину, которая отделяла его от твари, отступил немного назад и прыгнул на паука. Скальпель воткнулся тому промеж восьми только-только проявившихся глаз. Чудище сморщилось, точно проколотый мочевой пузырь, и издохло. В ноздри Мышелову ударила отвратительная вонь.
В следующий миг они с Фафхрдом уже заглядывали в комнату колдуна. Обстановка ее почти не изменилась, разве что кое-чего прибавилось.
На длинном столе яростно фырчали два перегонных куба; их насадки выплевывали змеящиеся струи дыма — не в резервуары, а прямо в комнату. Быстрее болотной кобры, что завидела добычу, эти струи сплетали преграду между воинами и Хрисомило, который опять склонился над волшебным манускриптом; правда, теперь, бормоча, заклинание, он не сводил глаз с Мышелова и Фафхрда, лишь изредка заглядывая в текст.
На
В норах у пола сверкали глазки других крыс.
Зарычав, Фафхрд обрушил Серый Жезл на дымный барьер. Но как он ни бушевал, ему не удалось пробиться сквозь паутину смога; мало того, разрубленные им нити потянулись к нему, угрожая запеленать северянина в кокон.
Фафхрд перекинул меч в левую руку, а правой извлек из ножен свой длинный кинжал и кинул его в колдуна. Кинжал пронзил три струи дыма; четвертая и пятая замедлили его полет, в шестой он словно завяз, а седьмая подхватила его, и он бессильно повис в воздухе.
Хрисомило усмехнулся, обнажив крупные резцы; Сливикин заверещал и запрыгал от восторга.
Мышелов швырнул в чернокнижника Кошачий Коготь. Его попытка закончилась еще более плачевно, ибо, отвлекшись, он не заметил подбирающихся к нему струек смога, и те обвились вокруг его боевой руки и шеи. Крысы в норах зашевелились и полезли наружу.
Фафхрду тоже приходилось несладко. Дымные струйки оплели его колени и левую руку и едва не повалили на пол. Пытаясь устоять на ногах, он выхватил из-за пояса кинжал Вланы и поднял его над плечом. В свете факелов призрачно засеребрилась рукоять оружия, тускло замерцало покрытое засохшей крысиной кровью острие.
Усмешка сползла с лица Хрисомило. Он вскрикнул, отшатнулся и заслонил глаза руками-культяшками.
Кинжал Вланы пронзил черную паутину, которая как будто расступилась перед ним, проник между рук колдуна и вошел по рукоять в его правый глаз.
Хрисомило взвизгнул и вцепился в рукоятку оружия.
Черная паутина вздрогнула.
Перегонные кубы нежданно-негаданно разлетелись вдребезги, а их содержимое пролилось на стол. Массивная столешница задымилась. Горящая голубым пламенем жидкость потекла на мраморный пол.
Испустив сдавленный хрип, Хрисомило рухнул навзничь, крепко стиснув пальцами серебряную ручку кинжала.
Паутина сделалась прозрачной, будто политое водой свежее чернильное пятно.
Мышелов рванулся вперед и одним ударом рассек надвое Слевикина и крысу, прежде чем они успели осознать грозящую им опасность. Остальные крысы опрометью кинулись в норы.
Исчезли последние следы колдовского смога, и Мышелов с Фафхрдом остались в компании трех трупов. В Обители Воров царила мертвая тишина. Пролившаяся на пол жидкость застыла; древесина стола так и не вспыхнула.
Приступ безумия и ярости миновал, жажда крови и мщения исчерпала себя. Воинам уже не нужен был ни Кровас, ни кто другой из воров. Фафхрд с содроганием припомнил лицо мальчишки, которого он поразил в припадке бешенства.
Но горе их не уменьшилось и боль не притупилась, а стала, пожалуй, еще острее; вдобавок их переполняло растущее отвращение ко всему, что их окружало: к трупам у ног, к разгромленной комнате колдуна, к Обители Воров как таковой и к городу Ланхмару со всеми его улицами, площадями и закоулками.