Клинок мертвеца
Шрифт:
«По–трупному… Что бы это вообще значило?» Он покачал головой, почувствовав отвращение к самому себе, и чуть не свалился в уличную трещину, которую не заметил, погрузившись в свои мысли.
— Тебе следует сосредоточиться на том, куда идешь, — произнесла ближайшая из Нерожденных.
— Легко тебе говорить. Кое у кого из нас — реальные причины для беспокойства, которые и отвлекают.
Глаза Коула впились в служительницу. Он вспомнил, о чем говорил ему Танатес, вспомнил, как выглядел капитан Прайэм и его Белые Плащи, которые бродили, шатаясь, по Новой Страде, словно были пьяны, или вмазавши, или и то
— Вы питаетесь живыми людьми, — осуждающе сказал он. — Вы пьете их кровь. Так ведь?
— Это необходимо, чтобы поддерживать наше существование.
— Значит, вы не должны существовать. Вы — мерзкие создания, причем не первозданной магии. Вы — гораздо хуже.
Нерожденная, чуть склонив голову, смотрела на него своими странными, бесцветными глазами. Когда она наконец заговорила, Коул поразился, услышав в ее голосе едва заметный трепет чувства, слабый, как зыбь, поднятая крыльями крошечного насекомого, пролетающего над ручейком.
— Мы знаем, кто мы, брат. Дитя внутри нас — дитя, которым все мы когда–то были, — не исчезло полностью. Ему известно, чем мы занимаемся.
Остаток пути к гавани Коул прошагал в тишине, исполненный ужаса.
Когда Даварус и его эскорт наконец добрались, Белая Госпожа ожидала на причале. Вся гавань была озарена серебристым свечением магического барьера, который Коул и Саша заметили впервые с вершины Звездной Башни. Едва мерцающая прозрачная стена окружала порт, насколько хватало глаз. Флот Телассы выстроился оборонительной дугой напротив барьера. В потустороннем свете корабли выглядели очень внушительно, словно призрачная армада, спустившаяся с небес.
— Даварус Коул, — приветствовала его лорд–маг. — Полагаю, ты готов. Ты поплывешь на борту «Ласки».
Белая Госпожа указала в сторону маленькой каравеллы, хорошо знакомой юноше: это было то самое судно, на котором он с группой спутников бежал от правосудия Салазара за несколько недель до осады Сонливии. Казалось, все случилось давным–давно, но на самом деле, по расчетам Коула, прошло едва ли четыре месяца. Подняв взгляд на флаг, реявший на грот–мачте, он увидел на нем вытянутую женскую ладонь, бережно державшую семь башен. Посыл читался без труда: это был город Белой Госпожи, выстроенный по ее замыслу и поддерживаемый ее бессмертной благодатью. Казалось невероятным, что здесь ей может что–нибудь угрожать — и тем не менее капелька пота, которая скатилась по лбу лорда–мага, едва заметное подрагивание губ свидетельствовали о том, что сейчас она оказалась в трудном положении.
— Найди во дворце Затору, — продолжала лорд–маг. — Некогда она была моей ученицей, а ныне — советница Лоскутного короля. Передай ей мое послание. Скажи, что нужда в помощи велика. Только она способна убедить короля послать всех солдат, что смогут собрать Тарбонн и другие государства, где он имеет влияние. Я опущу свой барьер, чтобы смог пройти корабль, который отвезет тебя на юг.
— Почему я? — осмелился спросить Коул, озвучив в конце концов вопрос, изводивший его целый день.
Лорд–маг приподняла совершенную бровь.
— Полагаю, ты ускоряешь события, которые сформируют мир. Метка в грандиозном замысле Создателя. В том, что маги именуют Структурой. Проще говоря, ты избран.
— Избран? —
Некогда он считал себя избранным, предназначенным для великих свершений. Однако позже оказалось, что все, для чего он избран, — это бесконечные неудачи.
— Больше никаких вопросов. Мои служительницы нужны в других местах, поэтому ты поплывешь с командой из людей. Твоя подруга, Саша, убедила меня отправить на борт одного из твоих «товарищей». Не заставляй меня жалеть о своем благодеянии.
Коула отвели на каравеллу. Шагая по сходням с причала на палубу, он бросил прощальный взгляд на Телассу. Вдали он увидел дворец, окруженный парящими шпилями, словно пальцами, указующими в небо. Этот город, конечно, прекрасен.
Несмотря на все ужасы Святилища, притаившиеся глубоко внизу, несмотря на Нерожденных, несмотря на загадочную и, возможно, безумную правительницу и ее колоссальные преступления, Теласса была населена довольными в целом мужчинами и женщинами. Когда–то Коул думал, что в мире — два цвета: черный и белый, что он состоит из добра и зла, героев и злодеев. Теперь он осознал: никто из мужчин и никто из женщин не может притязать ни на одну из крайностей. Жизнь была сложной и полной оттенков серого.
Шагнув на палубу, Даварус тут же оказался в объятиях гиганта, который подхватил его с деревянного настила, так что ноги юноши стали болтаться в воздухе. Счастливые стоны и окативший его затхлый запашок могли принадлежать только одному человеку. В конце концов Коул оторвал голову от большой волосатой груди и уставился в улыбавшуюся физиономию своего друга Тупого Эда. Слабоумный гигант ослабил медвежью хватку, и Даварус шмякнулся на палубу, поморщившись от боли в груди.
«Сокрушительные объятия Эда в дополнение к той двери, что пришпилила меня к полу, — завтра мои синяки станут чернее сумнианца».
— Призрак! — воскликнул Эд громоподобным голосом.
Такое прозвище дали Коулу в Заброшенном крае, где они были вместе, и, как ни странно, оно ему, в общем, нравилось. В любом случае он сомневался, что Эд запомнил бы его настоящее имя.
— Полуночница здесь, — радостно сообщил Эд.
— А кто это — Полуночница? — спросил Коул.
Он окинул взглядом экипаж маленькой каравеллы. Их было двенадцать, мужчин и женщин поровну. Капитан приветствовала его, доброжелательно кивнув. Человек, оказавшийся ее первым помощником, занимался проверкой парусов. Возможно, это была обманчивая игра света и тени, отражение огня в одном из домов поблизости от причала, но Коулу показалось, что взгляд первого помощника на кратчайший миг полыхнул красным. Тут по палубе скользнуло что–то маленькое и пушистое, и Даварус отскочил назад от удивления.
— Это — Полуночница! — восхищенно воскликнул Тупой Эд. — Я принес ее с собой, чтобы ей не было одиноко. Ее братья и сестры умерли, так же как и мама–кошка.
Лицо Эда помрачнело.
Коул вспомнил, как в ночь возвращения в Город Башен обнаружил Эда, нянчившего труп обгоревшей кошки. Один из бывших заключенных из Новой Страды, Дымина, без всякой причины поджег животное во время массовых беспорядков. Эд спас котят как раз перед появлением Коула. Глядя на Полуночницу, свернувшуюся клубком в огромных руках Эда, Даварус посочувствовал кошке. Как и у Коула, у нее не осталось семьи. Она была одинока.