Клинок по имени Стикс
Шрифт:
И сейчас он был таковым. Высоким, плечистым, смазливым и обаятельным. Когда Горацио впервые увидел его сегодня, он в полный голос вскричал, что мир безвозвратно потерял одну из своих величайших звезд.
Потому что даже он понимал, кто или что такое Стикс на самом деле. Как оказалось, понимал слишком хорошо.
Перед самым началом выступления, Лаула заметила черное пальто и, похожее на Стикса, хмурое лицо. И тут же сосредоточенно выдохнула. Это был Юджин. А значит - Стикс во всем оказался прав.
Неожиданно,
– Как много он мог бы дать этому миру...
– вздохнул тогда Горацио, и сейчас Лауле казалось, что она понимает эту фразу иначе.
Стикс что-то сказал оператору, махнул рукой в торону начавшей роптать толпы и снова обратился к молодому парню за аппаратом. Тот бледнел, потел, но так и не смог ослушаться воли темнейшей Тьмы.
Лаула вздохнула. Что-то он там снова себе надумал. Ладно, нужно всего лишь будет извиниться перед юношей, ответственным за звук.
А тем временем, музыка полилась из огромных колонок. Но не та, которую Лаула уже слышала. Более тягучая. Более... грустная.
И фигура Стикса, чуть сгорбившаяся, держащая в одной руке микрофон, смотрящая (Лаула готова была поклясться!) куда-то в толпу, туда, где под его взглядом застыл злой на отца Юджин.
Стикс заметил его. И решил спеть именно ему.
«Ты открывал ночь - все, что могли позволить.
Маски срывал прочь, душу держал в неволе.»
Голос Стикса тек, как холодный чистый ручей, в тумане, посреди забытого лесного болота. Затаив дыхание, Лаула, а вместе с ней и пятьдесят тысяч светлых, следили за мерно раскачивающейся, в такт словам, фигуре певца. Фигуре задумчивой и фигуре печальной.
«Пусть на щеке кровь, ты свалишь на помаду.
К черту барьер слов. Ангелу слов не надо...»
Стикс выпрямился, а вместе с ним головы подняли и все пятьдесят тысяч слушателей, вздрогнувшие в едином порыве, когда он спел про кровь. И завороженный Юджин смотрел, как за спиной его отца медленно раздвигаются гигантские крылья. Механизм, который соорудили умельцы «Треантов» точь-в-точь повторял реальные крылья Темного. Стикс глубоко вдохнул... и закричал!
«А МЫ НЕ АНГЕЛЫ, ПАРЕНЬ! НЕТ - МЫ НЕ АНГЕЛЫ!
ТЕМНЫЕ ТВАРИ, И СОРВАНЫ ПЛАНКИ НАМ!
ЕСЛИ НАС СПРОСЯТ, ЧЕГО МЫ ХОТЕЛИ БЫ!
МЫ БЫ ВЗЛЕТЕЛИ, МЫ БЫ ВЗЛЕТЕЛИ!»
Он ревел в микрофон, отчего люди впали в натуральный
И толпа заревела в ответ.
«А МЫ НЕ АНГЕЛЫ, ПАРЕНЬ! НЕТ - МЫ НЕ АНГЕЛЫ!
ТАМ, НА ПОЖАРЕ, УТРАТИЛИ РАНГИ МЫ!
НЕТУ К ТАКИМ НИ ЛЮБВИ, НИ ДОВЕРИЯ!
ЛЮДИ ГЛЯДЯТ НА НАЛИЧИЕ ПЕРЬЕВ!
Мы не ангелы, парень!»
Толпа шумела, пораженная энергетикой Стикса, а тот взял секундный перерыв. Тяжело дыша, он вскинул руку вверх, и в ней загорелся ручной фонарик, который он сегодня целый день вертел в руке. И люди, после заминки, вскинул вверх руки, и каждый держал кто, что мог. Но у большинства это были источники света, как и у певца - зажигалки, спички, телефоны и, конечно же, фонарики.
Лаула вскинула пустую руку. Но на ней тут же расцвел маленький цветок из Света. Девушку поразила песня.
А Стикс продолжал ее петь:
«Сотни чужих крыш, что ты искал там, парень?
Ты так давно спишь, слишком давно для твари...»
Исполняя эти строки, вновь, спокойным и тихим голосом, он улыбнулся и выбросил вперед руку с уже выключенным фонарем, указывая ей на кого-то в толпе. Лаула догадывалась, кому предназначался этот жест. И снова Стикс сорвался в крик:
«МОЖЕ-Е-Т ПОРА ВНИЗ? ТАМ, ГДЕ-Е ТЫ ДЫШИШЬ ТЕЛОМ!
БРОСЬ СВО-ОЙ ПУСТОЙ ЛИСТ! ТВАРИ НЕ ХОДЯТ В БЕЛОМ!»
Он кричал на толпу, обвиняя их. И оправдывал их, тут же, ругаясь уже на себя. Он изливал душу, о, ему было, что излить, и Лаула просто не находила слов, чтобы описать, хотя бы примерно, что она чувствует сейчас.
А потом он заревел последний припев, и толпа подхватила его с каким-то исступленным рвением:
«А МЫ НЕ АНГЕЛЫ, ПАРЕНЬ! НЕТ - МЫ НЕ АНГЕЛЫ!
ТАМ, НА ПОЖАРЕ, УТРАТИЛИ РАНГИ МЫ!
НЕТУ К ТАКИМ НИ ЛЮБВИ, НИ ДОВЕРИЯ!
ЛЮДИ ГЛЯДЯТ НА НАЛИЧИЕ ПЕРЬЕВ!
МЫ ВСЕ НЕ АНГЕЛЫ, ПАРЕ-Е-Е-ЕНЬ!»
Допев, Великий Темный шваркнул выключенным микрофоном о землю, сложил крылья и отдался реву восторженных людей, широко раскинув руки.