Клинок трех царств
Шрифт:
– Бозовак… Моего дядю звали Бозо… Нельзя? Почему?
– У русов и варягов не разрешается давать детям имя того из предков, кто еще жив, отца или деда.
– Какой глупый варварский обычай! Наш король Генрих дает сыну имя Генрих, а король Оттон сына тоже назвал Оттоном, и это показывает, к какому славному роду они принадлежат. Это все?
– Только Буеслав, их младший сын и мой брат.
– Должно быть, все они были бы рады узнать, что ты живешь здесь, в Кведлинбурге, в аббатстве самой королевы Матильды, окруженная почетом, любовью и всяческими удобствами!
– Думаю, да. После того, с каким трудом я пробиралась сюда, когда я и сам господин Адальберт чуть
– О епископе говорят не «господин», а «досточтимый во Христе Адальберт, епископ Ругии».
– Прости меня, сестра Регилинда…
– Тише! О, это звонят к вечерне. Пойдем скорее. Закончим завтра, только если ты опять не забудешь обо всем на свете среди моркови! Не слушай ты сестру Иду, ей лишь бы кого-нибудь заставить делать ее работу, а самой стоять сложа руки и болтать языком…
Отец Вуефаста, Фарлов, пришел в Киев в дружине Олега Вещего, а значит, его сыновья были киевскими уроженцами во втором поколении. Разбогатевший на греческой добыче, Фарлов со временем высватал для сына девушку из древнего полянского рода Угоровичей: они числили в своих предках самого князя Кия, и в честь его жены невеста Вуефаста получила родовое имя Улыба. Нетрудно догадаться, что еще полгорода было у нее в родне – Угоровичи славились многочисленностью женского потомства. У самого Вуефаста выросло три сына, двое старших были женаты. Оставался младший, Унегость, и вот для боярыни Улыбы пришло время сладить ему свадьбу.
Оттоновы послы узнали об этом на следующий же день, когда явились на княжий двор Олеговой горы. Мистины и его родичей не было, но зато был Вуефаст с двумя сыновьями – старшим и младшим. Выбрав время, он объявил о предстоящем обручении в доме невесты и пригласил родичей.
– Про свадьбу мы сговорились вчера со Свенельдичем. Да, про меньшого.
– Слыхал я – меньшой ваш вояка изрядный! – засмеялся Асмунд. – Таким гвоздилой [43] себя показал, шум по всему городу!
43
Гвоздила – хороший кулачный боец, заводила в кулачках.
– Вольно ж ему взбесяся бегать за невесть какими девками, когда нам самую лучшую в Киеве девку отдают без всякой беготни! – с довольным видом объявил Вуефаст. – Шалишь! Довольно! Через день сговор у нас.
Сообщить об этом семейном деле в княжеской гриднице у него имелись причины: сам Святослав был троюродным братом Витляны, и союз двух влиятельных бояр заключался при его одобрении. С этим браком Вуефаст входил в круг княжеской родни. До того Мистина, муж княгининой сестры, имел перед ним преимущество, теперь же они делались равны. Святослав тоже видел пользу в том, чтобы приобрести родство с Угоровичами, а через них – со старым полянским боярством, которое было привержено больше к его благоразумной матери, чем к нему. В таком положении от жениха и невесты требовалась лишь освященная обычаем покорность родительской воле, более ничего.
До того за столами говорили о Хазарии, обсуждали дела хакан-бека и его данников. Немцы расспрашивали Святослава, хорошо ли ему известны пути к низовьям реки Итиль и каковы они, но утешительного узнали мало. Прямого сообщения между русами и хазарами уже давно не было.
– Господину нашему Оттону известно, что руги издавна платят дань хазарам… – сказал было Рихард.
– Русы? – Святослав с полушутливым возмущение приподнял брови. – Никогда
– Еще до Аскольда, – подсказал Асмунд, дядя и бывший кормилец Святослава.
– А как Аскольд с дружиной сюда пришел, то всё, говорит, платить отныне будете мне. Вот приходит осень, едут хазары сюда, в Киев, за своей данью. Выезжает им навстречу Аскольд с дружиной. Они ему: ты кто такой? А он: я нынче князь киевский! Они ему: коли ты князь, то давай нашу дань! А он им вот так меч показывает, – Святослав привычным движением показал невидимый меч, якобы висевший сбоку на плечевой перевязи, – и говорит: вот этого не хотите?
Гриди и бояре за столами дружно засмеялись: этому преданию и правда было лет сто, все знали его с детства, но рады были услышать его снова, особенно когда его не бабка рассказывает внучатам, а сам князь, сокол русский, каким-то залетным немцам.
– Вот вам наша дань, мол, другой не будет! Ну, они посмотрели мечи, макушки свои бритые почесали, – закончил Святослав. – Пришли обратно к хакан-беку своему и говорят: недобрую дань нам предлагали, мы было добыли ее мечами, острыми с одной стороны, а у них мечи острые с двух сторон. Кабы не вышло так, что иные земли будут русам дань платить, а то и сами мы. И ведь не соврали. Уж сколько земель нам платит дань. Придет время – и с хазар спросим. Недаром же, говорят, Аскольд, как с данью кагановой развязался, себя приказал каганом звать… К вам даже, к франкам, послов отправлял ради дружбы. Только у нас не ведают, чем то посольство кончилось.
– Едва ли короли франков признали за ним этот титул, – заметил Рихер. – Были известны лишь два кагана: хазарский и аварский. Я ничего не знаю об этом деле, но не удивился бы, если бы этих людей сочли просто… лазутчиками.
Между гридями тем временем завязался привычный разговор о преимуществах хазарского изогнутого меча в конном бою и русского прямого – в пешем; Святослав сам увлекся, и немцам не сразу удалось вернуть его к разговору о путях в Хазарию.
– Платили хазарам дань северяне и радимичи, но их родич мой Олег под свою руку взял, – рассказывал им Святослав. – Остались у них вятичи и из северян кое-кто. При Олеге торговали кияне с хазарами через Десну, Оку и Дон. Я еще ребенком застал людей, кто ездил и в Саркел, и в Каршу, и в Таматарху. Но Олег с хазарами насмерть рассорился. Его войско на Хазарское море ходило, сарацин воевать, а на возвратном пути напали на них хазары, близ Итиля, добычу хотели отнять. И погиб тогда Грим, Олегов сын. После того из Хольмгарда ходило войско на Хазарскую реку, разорили волок, и с тех пор ближние вятичи уже дани не платят, но и торга на том пути больше нет.
– Но тот путь возможен… чтобы проехать? – спросил Гримальд.
Аббат и диакон Теодор не ели мяса, а налегали на пироги и каши – в долгой дороге соскучились по хорошо приготовленной пище. Попробовав хвойного пива на молодых побегах сосны, Теодор скривился и вступил в беседу с Хрольвом Стрелком о способах его варки; так увлекся, что про хазар совсем позабыл.
– По Десне путь открыт, до Оки и Упы добраться можно, – ответил Асмунд. – Это вам у черниговцев надо справиться, у Чернонега. Они с вятичами оковскими торг ведут, должны знать. Но как с Упы на Дон выберешься, в степи, там буртасы. Вот эти если налетят, то разобьют, разграбят, и поедете туда же, в Итиль, только с веревкой на шее. Доказывай потом на рабском рынке, что приехал вере учить.