Клинок Ворона
Шрифт:
Комнаты сабира находились в южном крыле замка. Из окна здесь открывался прекрасный вид на мост с башнями и перекатывающую буруны реку. Из-за быстрого течения вода в ней не замерзала даже в сильные морозы. Сразу за рекой начинался лес: высокие корабельные сосны перемежались с какими-то лиственными породами, скинувшими последние листья еще месяц назад.
— Ты чего застряла? Во второй комнате тоже ость окно. Мало того — там еще присутствуют стол, еда и вполне приличная выпивка, — сабир распахнул дверь, разделяющую покои напополам, и сделал приглашающий жест.
В отличие от первого зала, где кроме пары узорчатых
Через час импровизированного застолья я заскучала окончательно. Лайон с улыбкой рассказывал о матери.
— Она замечательная женщина. Вы бы обязательно друг другу понравились. Жаль только, что она осталась жить на побережье. Я, конечно, навещаю ее, но это удается редко. Покидать замок чаще чревато.
Неожиданностью стало то, что мое имя сабир помнил твердо — даже дойдя до третьей стадии опьянения.
Он сжимал мою руку в ладонях и говорил какие-то малозначительные приятности: что я странная, но интересная, и что цвет моих глаз напоминает листья горной травы карун. От этих нежностей мне почему-то захотелось напиться: вдрызг, так чтобы стены замка плясали и двоились перед глазами. Что я и осуществила, в рекордно сжатые сроки. В принципе, проделать такой фокус было проще простого — аналог вина оказался терпким на вкус и исключительно крепким. После того, как я осушила половину кубка, во мне проснулось невольное уважение к талантам сабира — он выпил раз в шесть больше и все еще мог стоять на ногах и разговаривать. Правда, не очень связно.
Когда руки Лайона все более откровенно и нежно стали поглаживать мою шею, я поняла, что пора двигать.
— Уже поздно...
— А куда тебе торопиться? — зеленые глаза сабира, как пленкой, затянуло томной поволокой. — Тренировок больше не будет, и в нашем распоряжении целая вечность.
— Я устала и хочу спать.
Лайон мягко покачал головой и провел рукой по моим волосам:
— Ты можешь спать здесь. У меня мягкая кровать, она снимет любую усталость.
Угу, верю. Видели мы твою кровать, в гробу под белым покрывалом. Выспишься на ней, как же! Скорее утомишься бегать по этому полигону в поисках тихого места, где тебя нет.
— У меня болит голова, — сказала я и чуть не расхохоталась. Ситуация все больше напоминала бородатый анекдот. Интересно, что он предложит: настой из лесных трав, заменяющий здесь аспирин, или точечный массаж? Я не лгала — голова действительно начинала болеть — словно кто-то бил по вискам маленькими молоточками — не сильно, но настойчиво.
Сабир был несколько обескуражен моей моральной устойчивостью, но попыток не оставил. Его рука с интересом ощупывали застежку ветровки.
— А как это расстегивается? — бархатно спросил он, сопровождая реплику сногсшибательной
Вместо этого я ехидно подумала: «А у меня еще и на джинсах точно такая же, и шнурки на кроссовках тройным узлом».
— Мне пора, — с некоторой долей сожаления я отодвинула от себя сабира и поднялась на ноги. Внутренний голос настойчиво твердил, что уходить надо немедленно, иначе произойдет что-то очень плохое — и это «плохое» совсем не будет связано с Лайоном.
Стоило мне встать, как стенки перед глазами покачнулись и уехали в сторону.
— Подожди, — сабир придержал меня за штанину. — Почему ты уходишь?
— Ты сам сказал — тренировок больше не будет. Мне нечего здесь делать, — я попыталась сказать это как можно более спокойно и холодно.
Судя по выражению лица Лайона, необходимый эффект был достигнут: шокированный сабир — редкое природное явление.
— Но ты мне нравишься...
Хорошо было сказано, с душой. Может, я бы и поверила, если б не помнила взгляд, каким одарил меня Лайон в нашу первую встречу, и не видела, что после каждой тренировки его встречала девушка-белоснежка, заботливо заглядывала в глаза и утирала пот с его лба тонким кружевным платком. На меня она старалась не смотреть.
— Ты мне действительно нравишься, — уже увереннее повторил сабир, будто чувствуя мои колебания.
— Мне пора, — борясь с собственными ногами, которые так и норовили заплестись в косичку, я сделала пару пробных шагов в сторону двери. Внутренний голос все настойчивей вопил — надо идти в башню, даже не идти, а бежать.
— Тебе не место рядом с нелюдью, — зло сказал Лайон за моей спиной. Он так и остался сидеть на полу, задумчиво вертя в руках черненый кубок. — Командор не в восторге, что ты живешь в башне. Да и среди остальных уже ходит нехорошая молва...
Я не стала дослушивать и вышла за дверь, надеясь, что на сегодня порция приключений и неожиданностей себя исчерпала. Не тут-то было, оказались, что вечер еще только начал преподносить сюрпризы.
Может, виной тому количество выпитого или мое фирменное невезение, но впервые за два проведенных в замке месяца я ухитрилась заблудиться. Наверно, увлекшись наблюдением за собственными ногами, которые упрямо не желали идти по прямой, а явно тяготели к синусоиде, я пропустила нужный поворот, который должен был вывести меня на галерею. В итоге меня занесло в неизвестную часть замка, да еще никак не удавалось сообразить, куда же надо свернуть, чтобы выйти на знакомые этажи. Беспокойство в груди усиливалось, а внутренний голос истерически твердил, что, если я не найду дорогу к башне в ближайшие пять минут, то могу смело начинать плести веревку и подбирать сорт мыла подушистей.
Выйдя на небольшую круглую площадку с мозаичным полом, откуда в разные стороны расходилось шесть ярко освещенных коридоров, я остановилась и выглянула в забранное частой решеткой окно. Река была на месте, но мост с башнями очутился намного левее, чем предполагалось. Каким-то образом, я, в обход центральных залов, оказалась в южном крыле.
— Спокойствие, только спокойствие. Для паранойи еще рановато. Сейчас ты выдохнешь и пойдешь вон по тому коридору, потом свернешь налево, еще раз налево, а затем вниз и прямо. Если судить по пейзажу за окном — галерея должна быть там.