Клинопись. Стихи (2000-2006).
Шрифт:
Я увидел Онтарио. Влаги сплошная стена
Поднялась за окном, с валким сейнером в дымке предзимья.
Нехитро и домыслить: женился, детей народил
Даровитых и вдумчивых, склонных к успеху и славе,
Стал профессором по теплотехнике, коттедж купил
В Монреале приветливом, в гостеприимной Оттаве.
А кому помешала в пути беспредметная грусть,
Клены в политехническом да ленинградские реки,
Те — по-своему счастливы. (Имя канадца,
Ускользнуло из памяти вновь, и теперь уж навеки.)
Есть китайцы меж тех, кто от Пушкина род свой ведет —
Не занятно ли? Есть аргентинцы, британцы, армяне.
Генофонд растекается вширь. Человеческий род
Всходит мерно, как сдоба, и тает в озерном тумане.
16 ноября 2000
Деревья форм своих не сознают
* * *
Деревья форм своих не сознают,
Пространства свойств, незрячие, не знают,
Не видят, как хорош ажурный лист,
В прожилках, ими вызванный из мрака
Земли... И мрак невнятен им, а свет
Они воспринимают осязаньем,
Как ласку божества, его улыбку,
Но — внепространственную, как они.
Вот клен шумит под ветром, свеж и влажен.
Спроси его о месте, где он вырос,
И он ответит шорохом листвы
Недоуменно-мудром: я — нигде.
Душа в геометрическую точку
Не так же ли вмещается? — но мощно
Фрактальные развертывает формы
В пространстве смежном, разуму незримом...
Взгляни: вот мысль, согретая любовью,
Благоуханный, трепетный цветок,
Перед которым роза — праздник плоти...
Но некуда взглянуть. Опущен полог.
Душа и знает, что она жива,
А форм своих почувствовать не может,
И если спросишь: велика ли ты? —
Ответит горделиво: необъятна.
Но дух
И сам незряч. Уж он-то всякой формы
Лишен, в пространстве бесконечномерном.
Ни гауссовым колоколом вечным
В саду алгебраическом, ни кварком,
С которым наши мудрецы на ты,
Не связан, — потому и наслажденья
Не ведает — ни горечи, ни злобы,
Ни аромата нежного цветка,
Ни малодушья, ни великодушья...
2000
* * *
Художник ткет Психее тончайшие одежды,
Внушая человеку восторги и надежды.
Ученый с тайн природы срывает покрывало,
О бедном человеке не думая нимало.
Художник облачает, ученый обнажает,
А
20 февраля 2001
* * *
Кольцо, за ним крыльцо. Не шелест крыл —
Руке опора прочная перил.
На воздух можно тело положить.
Спины не разгибая, можно жить.
Земля и небо в родственной борьбе
Разыгрывают действо о тебе.
Рачителен дряхлеющий полет.
Скупец из чаши капли не прольет.
2001
* * *
Для чего, человечество,
Твой неистовый рост?
(1960)
Теперь-то я знаю. Не вычитал, сам догадался.
Без штудий Тейяра нехитрую мудрость постиг.
Недаром, недаром я в этой пустыне скитался.
Не нужно наставников мне, провожатых и книг.
Не хочет, не может сосна оставаться сосною.
Сосне обоняние грезится, зренье и слух.
Она их в потомстве предчувствует ранней весною,
Изводится дивным родством, осеняющем двух.
И ты, человек, — только новому виду подножье.
Пространство тебя, не заметив, проглотит живьем.
Лишь Бог, хоть и нет его больше, — подобие божье,
Собой упоенное в страшном развитьи своем.
22-27 октября 2000
ПАМЯТИ КЛОДА ШЕННОНА
Мог ли я думать, что в Лондоне весть эту встречу?
Значит, мальчишкой ты дивный твой замок воздвиг!
Юноша-воин, прости! Запоздалою речью
Славит тебя никудышный седой ученик.
В лучшие дни энтропийным твоим логарифмом
Я осенялся. Прощай, чародей-нелюдим!
Много твой гений способствовал варварским рифмам
В дальнем краю, где особенно был ты любим.
Старому свету нести его старую ношу.
Здесь атмосфера густа, кладовая полна.
Я потому уж в Америку камня не брошу,
Что пред тобой распахнула пространства она.
Формула — вот панацея. В ней мысль оседает,
Звездное небо вмещает она и алмаз.
Мы без нее полузвери. Живое страдает.
Лишь совершенство врачует и пестует нас.