Клипер «Орион»

Жемайтис Сергей Георгиевич

Томительно тянулись минуты. Казалось, никогда не кончится этот серый, наполненный воем и грохотом день. Старший офицер вытащил часы.

— Еще час сорок минут… — прошептали его губы. И все поняли, что только через час сорок минут стемнеет.

Опять пришел Герман Иванович, так же без головного убора, и доложил:

— «Хервег» передает, что, если мы не ляжем в дрейф в течение десяти минут, он откроет огонь.

— Десять минут в нашем положении — не малый срок. Молчите по-прежнему. Пусть думает, что у нас испортился радиотелеграф, и это, возможно, даст нам еще несколько

минут. Позовите артиллерийского офицера! — приказал он Бобрину.

Когда Новиков пришел и, козырнув, остановился, широко расставив ноги, чтобы не упасть на покатом и качающемся мостике, командир приказал:

— Орудия к бою! На выстрелы крейсера отвечайте огнем!

— Есть, отвечать огнем! — И добавил: — Понимаю!

— Выполняйте! Спасибо, что поняли. — Воин Андреевич повернул ручку машинного телеграфа: «Готовить машину».

Старший офицер одобрительно кивнул.

На западе тучи раздвинулись, алое закатное небо бросило багряные блики на кипящий океан. Дым из труб пиратского корабля взмыл столбом и понесся черным облаком.

Приближался шквал. Командир не отдал обычных распоряжений об уборке парусов, только приказал спуститься наблюдателю с бизани. Все на палубе замерли в ожидании встречи с вихрем. Как поведет себя «Орион»? Что станет с парусами? Дождевая степа и ветер ураганной силы положили «Орион» на борт, и казалось, что ему больше не стать на ровный киль. Матросы, согнувшись, сидели под наветренным бортом, с трудом удерживаясь, чтобы не скатиться по наклонной палубе. Не всем это удалось, и несколько матросов заскользили к противоположному борту, тщетно цепляясь за мокрый настил.

Клипер выдержал натиск. Шквал пролетел, сорвав и порвав в клочья почти все паруса с грот-мачты. По какому-то непонятному капризу бури паруса на фок- и бизань-мачте остались целыми. «Орион» значительно сбавил скорость. Да и ветер стал стихать. Зуйков опять полез на салинг бизани и, еще не добравшись до места, закричал:

— Всего, холеру, видать! Кладет его, как железное корыто! Стреляет из носовой! По нас бьет, сволочь!

Донесся глухой пушечный выстрел. Разрыв снаряда увидал только марсовый и передал, что упал кабельтовых в двух впереди и сильно влево.

— Немецкая точность, — сказал старший офицер, глядя на часы.

Новиков открыл частый ответный огонь из кормовой пушки. Еще несколько снарядов, выпущенных «Хервегом», легли значительно ближе к «Ориону». Неравный поединок продолжался. Для «Ориона» он теперь носил чисто символический характер, как ответ на предложение сдаться на милость победителя. И все-таки после каждого выстрела матросы, притихнув, жадно ловили слова корректировщика и думали: «Вдруг попадем в такое место, что от него только гайки посыплются».

«Хервег» заметно приближался. Тем временем матросы ставили на грот новые паруса. Стихнув было, ветер подул с прежней силой, вырывая из рук матросов парусину, не давая крепить ее к реям.

Командир и старший офицер молча посмотрели друг другу в глаза и без слов поняли, что каждый думает об одном и том же.

…Это было давно, они еще учились в младших классах Морского корпуса. Только пришла весть о геройской

гибели «Варяга», и они поклялись всем классом никогда не сдаваться врагу, даже в безнадежном положении, во сколько бы раз силы ни превосходили их собственные. Гибель «Варяга» потрясла и очаровала их, наполнив души упоительным восторгом. И многие из их однокашников уже сдержали клятву на Балтике и Черном море, и вот теперь настал их черед.

Командир приказал вахтенному матросу Трушину:

— Артиллерийского офицера ко мне! Расчет пусть ведет огонь.

— Есть! — Трушин повторил приказание и кинулся его выполнять.

С равными промежутками била кормовая пушка, «Хервег» не отвечал, неумолимо приближаясь к «Ориону».

Артиллерийский офицер, выслушав приказание, полез во внутренний карман кителя и вытащил связку ключей от артиллерийского погреба. Подавая ключи, он сказал, побледнев:

— Я могу справиться лучше. Поверьте, я все понимаю и также считаю своим долгом, как русский офицер.

— Вы изменили взгляды?

— Нет!

— Тогда что же?

— Дело касается чести Российского флота! Я готов умереть вместе со всеми, взорвав клипер!

— Благодарю, Юрий Степанович! По правде — не ожидал. Тем дороже. О смерти говорить еще рано. Вы пока подготовьте все что следует на крайний случай.

— Есть!

— Идите вместе с Николаем Павлычем и матросами. — Он передал ключи старшему офицеру.

Матросы с неимоверными трудностями, обрывая ногти, захватывая кромки парусов зубами, поставили наконец нижние и верхние марсели, и все же «Орион» почти не прибавил хода, так как ветер стал дуть порывами. Скорость клипера упала до восьми узлов, а крейсер, чадя из своих труб, подходил все ближе. До пего оставалось не более четырех миль. С марсовой площадки было видно, как «Хервег», окутанный дымом, сильно брал на палубу воду, иногда его закрывали высокие валил, и казалось, что он утонул, но через секунду — другую выбирался из водяной долины, неумолимо приближаясь к «Ориону».

Орудийный расчет на корме «Ориона» продолжал стрелять, и несколько снарядов, как радостно сообщил корректировщик, взорвались на палубе крейсера. «Хервег» не отвечал.

Старший офицер с Новиковым и матросами Громовым и Трушиным спустились в погреб и, подготовив снаряды к взрыву, перешли в кормовой трюм, где находилось около двух тысяч снарядов среднего калибра. Новиков со знанием дела закладывал толовые шашки между ящиками и подсоединял к ним запалы.

— Вот и все, — сказал он. — Тяните, ребята, провода на мостик. Пусть командир своей рукой отправит всех нас кого к богу в рай, а кого на Великий корабль, некоторых же в преисподнюю.

— Так и всех? — спросил Трушин. Они остановились возле трапа, выжидая, когда выровняется клипер.

— Нет, желающие могут сесть в шлюпки. Наш командир добрый человек.

— Да, зря не даст погибнуть, — сказал Громов. — Все же кому-то придется…

— Страшно? — спросил Новиков.

— Не скажу, чтобы с радостью. Другие были планы, да ничего не поделать. Наша вахта с Романом. Придется до конца на мостике. Ну а вам можно и в шлюпку.

— Нет, я остаюсь.