Клодина замужем
Шрифт:
На улице было свежо, и я постаралась, насколько возможно, успокоиться. В подобных ситуациях нам помогает прийти в себя чувство «самоуважения», верно? Так вот: я чувствую себя полной идиоткой.
Бьюсь об заклад, что завсегдатаи, не пропускающие приёмных дней моего мужа, непременно должны были выходить сегодня от нас с мыслью: «А жена Рено становится любезнее. Она меняется к лучшему!»
Нет, дорогие мои, я не меняюсь, я ищу забвения. Не ради вас я нынче любезна, не из-за вас дрожат у меня руки и я беспрестанно роняю чашки! Не благодаря вам я предупредительна, как богиня юности Геба, о старик, посвятивший себя древнегреческим премудростям
10
Леру, Пьер (1797–1871) – французский философ, публицист и политик.
Однако я веду приличный образ жизни, от которого меня тошнит. Меня неудержимо тянет к Рези, я понимаю, что выгляжу смешно, что моё сопротивление тщетно – всё толкает меня к тому, чтобы покончить с этой мукой и испить чашу её прелести до последней капли. Но я тяну РЕЗИну, о тоскливая игра звуков! Я упираюсь и презираю себя за это.
Сегодня она снова ушла в окружении болтливых мужчин, которые много курили и пили, и женщин, немного опьяневших, попав с улицы в жарко натопленную гостиную… Всё время она находилась под неусыпным наблюдением мужа и вот ушла, и я не сказала ей: «Я люблю тебя… До завтра…» Ушла, злючка, гордячка, словно не сомневается во мне; несмотря на моё сопротивление, она уверена в себе, грозная и любящая…
Оставшись наконец с Рено одни, мы угрюмо поглядываем друг на друга, будто утомлённые победители на поле битвы. Он потягивается, отворяет окно и облокачивается на подоконник. Я пристраиваюсь рядом подышать ночной свежестью, сырым после дождя воздухом. Рено обнимает меня за плечи и отвлекает от мрачных мыслей; они беспорядочно разбегаются или мимо проносятся их обрывки, похожие на рваные облака.
Я бы хотела, чтобы Рено, который выше меня на полторы головы, стал ещё больше. Я мечтаю превратиться в дочку или жену Рено-великана, чтобы укрыться в сгибе его локтя, в пещере его кармана. Я спрячусь у него за ухом, и он понесёт меня через бескрайние равнины в дальние леса, и, пока бушует непогода, его волосы будут шуметь, словно сосны, у меня над головой.
Одно неловкое движение Рено (не великана – настоящего), и видение исчезает…
– Клодина! – говорит он звучно, обволакивая меня своим голосом, как и взглядом. – Если не ошибаюсь, у вас с Рези мир?
– Мир… Да, если угодно. Я заставляю её стоять на задних лапках.
Он довольно фыркает.
– Ничего дурного в этом нет, Клодиночка, ничего дурного! Она по-прежнему от тебя без ума?
– Да. А я хочу её помучить после… после того, как прошу. «Чем горше страдание…
– …тем слаще
– Как всегда!
– Не сомневаюсь. А как она сложена? Я в панике.
– Да понятия не имею! Вы верно, полагаете, что она меня принимает, моясь в тазу?
– Именно так я и думал. Я пожимаю плечами.
– Эти уловки недостойны вас! Поверьте, Рено, что мне достанет честности – да и любви! – открыто признаться, когда наступит такой день: «Рези завела меня дальше, чем я рассчитывала…»
Той же рукой, которой Рено обнимает меня за плечи, он поворачивает меня к свету.
– Да, Клодина?.. Значит?.. (На его склонённом лице – выражение любопытства, страсти, но только не беспокойства.)…Значит, по-твоему, приближается такой день, когда ты признаешься?
– Ну уж во всяком случае не сейчас, – отвожу я взгляд.
Я его избегаю, потому что чувствую себя более взволнованной и трепещущей, как маленькая сумеречная бабочка – рыжий бражник с синими светящимися глазками, порхающий над астрами и цветущими лаврами; когда держишь его в руке, бархатистое тельце трепещет и задыхается, и ты никак не можешь расстаться с этой волнующей теплотой…
В этот вечер я больше не принадлежу себе. Если мой муж пожелает – а это непременно так и будет, – я стану Клодиной, которая его пугает и приводит в неистовство, которая бросается в любовь как в омут, которая дрожит и вцепляется Рено в руку, не имея сил бороться с самой собой.
– Рено! Вы полагаете, Рези – порочная женщина?
Время позднее: около двух часов ночи. Я лежу в кромешной темноте: отдыхаю, тесно прижавшись к Рено. Он только что пережил блаженные минуты, ещё не успокоился и готов хоть сейчас продолжать; я прижимаюсь ухом к его груди и слышу, как нервно бьётся его сердце… У меня всё внутри жалобно стонет, и я наслаждаюсь покоем, наступающим вслед за бурными минутами… Но вместе с разумом ко мне возвращается и неотступная мысль о Рези: она снова и снова встаёт у меня перед глазами.
Вот она стоит в белом, вытянув руки, высокая, в плотно облегающем её платье, и будто светится в темноте, а в моих утомлённых от напряжения глазах мелькают разноцветные точки; вот она сидит перед зеркалом, внимательно разглядывает своё отражение, поднимает руки, прячет лицо, и янтарная шея чуть просвечивает сквозь тускло-золотистый пушок – это тоже Рези. Сейчас, когда её нет рядом, я начинаю сомневаться в её любви. Моя вера в неё ограничивается нетерпеливым желанием постоянно видеть её рядом…
– Рено! Так вы думаете, она порочна?
– Я же тебе сказал, глупенькая, что не знал за госпожой Ламбрук любовников.
– Я спрашиваю не об этом. Иметь любовников ещё не означает быть порочной.
– Нет? В таком случае, что такое, по-твоему, порок? Однополая любовь?
– И да и нет. Всё зависит от того, как ею заниматься. И порок тут ни при чём.
– По-видимому, сейчас я услышу весьма оригинальное определение.
– Мне очень жаль вас разочаровывать. Ведь это же очевидно! Вот я завожу любовника…
– Что-о-о?..
– Это всего лишь предположение.
– Тебе оно будет стоить порки.
– Я завожу любовника, без любви, просто потому что знаю: это дурно. Вот порок! Я завожу любовника…
– Второго, стало быть?
– …любовника, которого люблю или просто хочу– не нервничайте, Рено, это естественный закон природы, и я считаю себя честнейшим существом. Подводим итоги: порок – это зло, совершённое без удовольствия.
– Давай поговорим о чём-нибудь ещё! Все эти твои любовники… Я должен тебя очистить…