Клокочущая пустота(трилогия)
Шрифт:
Я не сразу понял его, но наконец догадался, что французу нужен Новый Арбат — проспект Калинина с его огромными домами-книгами, как назвал их Жюль, «со строчками окон, по которым можно читать о будущем».
Говоря мне все это, он заразительно рассмеялся, обнажив при этом белые зубы под черными усиками.
— Это восхитительно! — энергично жестикулировал он руками. — Смотрите! Прошлое и будущее существуют у вас совсем рядом. Эти дома-громады вытесняют старые каменные мешки своими многоэтажными плечами, а бывшие великаны упираются, не хотят уходить в забвение. Эта улица должна
— Почему? — удивился я.
— О-о! — погрозил он мне пальцем. — Вы совсем не зря обратились к истории. Вы хотите, чтобы ваша фантазия работала и на будущее и на прошлое. И, знаете, это очень правильно, мой друг! Что такое история? Это фантазия, обращенная назад! Каждый видит ее по-своему, поскольку «машины времени» для путешестия в прошлое нет, иначе я был бы Сирано де Бержераком, посетившим вас.
— Вы правы, Жюль. Ведь прошлое дает нам пищу для фантазии не меньшую, чем будущее. Роль же «машины времени» играет воображение. Кстати, вы знакомы с каратэ?
— О-о! Еще бы, иначе я не был бы чемпионом Франции по фехтованию.
— На саблях?
— Нет, что вы! Конечно, на шпагах!
— А не потому ли Сирано де Бержерак так искусно владел шпагой, что знал, как и вы, приемы, которые сходны с каратэ?
— Браво! Может быть, может быть! На все надо смотреть с высоты. И потому вам придется провести меня сейчас через вашу Сену по мосту.
— Через Москву-реку.
— О да, конечно! У вас Москва-река! А Сена — это «Париж-река»! — И он засмеялся. — О-о! Я узнаю этот отель! «Украина»! Я в нем остановился. Моя жена так велела. Она тоже здесь останавливалась. Может быть, вы с ней здесь виделись?
— Уверяю вас, мсье Жюль. Имена моей героини и вашей супруги чистое совпадение.
— Ну может быть, может быть. Она отдает свой голос коммунистам, а я — социалистам. Мы часто из-за этого ссоримся.
— Ссоритесь?
— О да, конечно! Настоящее семейное счастье — это 80 процентов терпения, 10 процентов ссор и 10 процентов безоблачного счастья! А совсем без облаков не может быть дождя, а только засуха. Тоже плохо. Не правда ли? Я вас весьма замучаю прогулкой на ту самую горку, откуда Москва видна, как открыт Париж с Эйфелевой башни.
— Вы имеете в виду площадку на Ленинских горах напротив нового университета?
— О да, конечно! И вы совсем не пожалеете, показав мне такую прекрасную панораму. В оплату вашей любезности я расскажу вам кое-что о себе, вернее о Сирано де Бержераке, поскольку у меня тоже есть фантазия, позволяющая путешествовать в прошлое… и обратно, — загадочно добавил он.
— И он так близок вам, Сирано де Бержерак?
— Конечно! Я даже влюблен в свою русскую княжну именно так, как мог влюбиться только Сирано де Бержерак. «Когда ты входишь, солнце меркнет!..»
— продекламировал он.
— Вы имеете в виду ростановского Сиранео, стихи Ростана?
— О нет! Совсем нет! Я имею в виду самого Сирано де Бержерака, «стихи влюбленного поэта». Если вы будете рассказывать о нем, то должны передать его страстное желание любить.
— И он любил?
— О да, конечно! Иначе не могло быть! Я, как никакой другой, очень хорошо его понимаю.
— Это любопытно. Больше понимать, чем знать?
— Конечно, я ведь могу признаться, куда он исчезал один или два раза из парижского общества.
— Один или два раза? Из-за болезни или ран?
— Может быть, может быть. Но он каждый раз возвращался другим, совсем другим. Вот это надо понять! О нем пишут столько нагромождений, столько противоречностей… Я, кажется, не так сказал?
— Противоречий?
— О да, конечно! Противоречий! Так правильно. Один биограф утверждает, что он был кутила и дамник, то есть бабник, простите, я так говорю? Другой, а это его друг детства Никола Лебре, вспоминает, что Сирано вино сравнивал с мышьяком, которым люди отравляют себя, и чуждался женщин из-за своей внешности.
— Но все-таки, может быть, Ростан был прав, угадав в нем натуру страстную и бескорыстную.
— О да, может быть, может быть, если учесть и другие стороны его характера, желание служить добру и людям, а не только утоление своих желаний. Вам надо искать понимание его жизни в нем самом, в том, что он оставил после себя людям. О, эти загадочные трактаты или сонет «Философу Солнца» с последней строчкой «Мне — ничего, а все, что есть, — другим!». Мы с вами, русский и француз, в равном положении. Его сочинения нужно одинаково переводить со старофранцузского языка. А это у нас, увы, не сделано полностью. В особенности в отношении стихов, а вам нельзя обойтись без них! Они его суть. Как вы поступите, мсье Алекс?
— Очевидно, так же, как ваш Ростан. Мне придется мысленно воплотиться в своего героя и говорить за него.
— О, это будет трудно — спорить с самим Ростаном!
— Нет, почему же спорить? Идти его путем. Конечно, не подражая, но с той же свободой творчества. К тому же, я располагаю собственноручно написанными стихами Сирано под его портретом.
— О-о! Это прекрасно! Я сам буду потом переводить угаданные вами стихи Сирано на современный французский язык.
— Конечно, Сирано — это его стихи, но есть еще его загадочные знания, о которых говорится в статье Эме Мишеля в журнале «Сьянс э ви» [63] .
63
«Наука и жизнь».
— Я знаю эту статью, читал с улыбкой.
— Почему с улыбкой?
— Потому что могу объяснить, откуда Сирано все это узнал.
Жюль с загадочным видом смотрел на огни, рассыпанные на другой стороне излучины реки.
Они казались волшебным отражением звездного небосвода в исполинском, лежащем у нас под ногами зеркале.
— И вы можете объяснить мне? — почему-то шепотом спросил я и стал перечислять: — Как Сирано мог знать 350 лет назад многоступенчатые ракеты для межпланетных путешествий, явление невесомости, парашютирующий спуск, электрические лампы, радиоприемники, телевидение, звукозапись, но не с помощью наших кассет с магнитными лентами, а в виде сережек, начинающих нашептывать нужную главу по мысленному приказу.