Клон-кадр

Тетерский Павел

Старый джанки — это джанки моего возраста. Я имею в виду: чтобы стать старым джанки, необязательно доживать до возраста Берроуза. Достаточно того, чтобы вас можно было опознать по отражению в грязной (даже в грязной) витрине. Это само по себе о многом говорит.

Джанки, судя по всему, тоже уставился в телевизор (точнее, в один из телевизоров — не факт, что в тот же, что и я). На экране всех поганых ящиков — двое в желтых тишотках, держащие Владислава параллельно полу и тыкающие его головой в старческую промежность. Владсислав: долго брыкается, норовит боднуть бомжиху головой под дых, но в конце концов один из носителей желтых маек

хватает его железной пятерней за шею, и тому не остается ничего иного, как, униженно высунув язык и задержав дыхание, совершить глубокое проникновение в старуху.

Зрительный зал: заходится в овациях.

Ролан Факинберг:

— Ну, вот и все! Теперь ты стал счастливым обладателем четырехсот семидесяти баксов, Влад!

На пол студии — крупным планом — плюхается блестящий от слюны и слизи мятный леденец. Озвучка: рвотные позывы Владислава. Следующий кадр: желторубашечники отечески похлопывают Владислава по плечу, усиленно скалясь в камеру.

Владислав: тоже улыбается. Улыбка на раскрасневшемся круглом лице смотрится как ножевой надрез на корнеплоде редиса или джонатановском яблоке. Все правильно: люди должны решить, что это часть шоу. В его ситуации единственно возможный вариант поведения — сделать вид, как будто все было задумано с самого начала, а потом с гордо поднятой головой дойти до дома и повеситься.

О сценарии телешоу: вообще-то без него, как вы сами понимаете, нигде не обходится. «Окна» с Дмитрием Нагиевым, «Девичьи слезы» и прочая телевизионная околесица. Все расписано изначально, все роли и реплики, вплоть до самого последнего матерного выкрика из зала. Гонорары дешевых артистов, осаждающих их кастинги: герой — 1000 рублей, репликант — 300–500 рублей, зритель — по-моему, рублей 100, но кое-где и бесплатно. Точнее, платой является сама возможность засветить свое искрящееся примитивным счастьем лицо на голубых экранах и потом гордо заявить в своей родной промзоне на собрании местечковой общественности: «Я был на ТВ».

Ролан Факинберг — именно кумир. Ваш кумир. Идол вашего поколения (пусть даже уже и не выяснишь, какого именно: буквы латинского алфавита — X, Y, Z — давно кончились, да и вообще с поколениями в последнее время полный бардак). С появлением рейтингов популярности и анонимных интернет-голосований отслеживать идолов поколения стало очень легко, и теперь вы не отмажетесь. Хайтек, блин.

Так делается везде, но не здесь. Не у Ролана Факинберга. Ему интереснее сломать, подчинить. Думаю, передача с Владиславом стала его любимой за все время. Потому что улыбчивые покорные дебилы с некоторых пор начали всем приедаться. И ему, и зрителям. Этот глупый толстун Владислав был как раз тем, что ему требовалось на тот момент. Той мутной водичкой, без присутствия (время от времени) которой не обходится ни один настоящий омут или замут.

Со скрипом поворачиваю голову на девяносто градусов в сторону джанки. К моему вящему удивлению, он смотрит не в телевизор, а на меня.

О джанки: у него безумные глаза цвета металлик (цвета того «хаммера» возле журfuckа), поношенная курточка с капюшоном (капюшон — навис над глазами металлик, заменяя прическу), рваные кеды и скам-штаны того же фасона, что и у меня, только раз в пять старше и поношеннее. Держу пари — в свое время их переносила вся кислотная коммуна Москвы, пока он не спи…дил их в состоянии сильного наркотического опьянения из какого-нибудь пропитанного амфетаминами сквота в спальном районе на «-но».

Еще

о джанки: из нижней части его лица произрастает огромная черная борода, десятисантиметровым клином выделяющаяся из общей застарелой небритости от уха до уха. Борода растет как-то криво, в разных направлениях, так что изначально кажется, что бороды — две.

— Я хочу показать тебе буддизм, — говорит мне джанки.

У него то самое шаткое состояние, которое балансирует между приходом и отходняками, причем, судя по его виду (а также по тому, что вместо того чтобы пойти и догнаться, он стоит здесь и заряжает незнакомому человеку какую-то отвлеченную х…ню), денег на догонку у него явно нет. Думаю, у него нет денег даже на метро. Опустившийся нарыв на теле Большого Города. Урбанистический фрик, каких много.

Принимаю решение: если он попросит денег за свой буддизм (а он обязательно попросит денег за свой буддизм), отсыплю ему пару бумажек из заднего кармана. Так, чтобы хватило на дозняк. А может, поеду вместе с ним и вырублю себе. Хотя я не знаю, можно ли нюхать фен через сломанный нос. Наверное, можно, хотя я бы с большим удовольствием понюхал кокса: как-никак, это анестезия для носоглотки, а моей носоглотке анестезия сейчас вовсе не помешала бы.

— Да, чувак. Уверен, ты все понимаешь в этой жизни. Показывай.

Джанки достает из кармана коробок спичек, вытаскивает из него две, закрывает коробок и устанавливает спички по углам, воткнув между крышкой и корпусом серными головками вверх. Теперь они похожи на рога улитки или на антенны какого-то галлюциногенного квадратного жука из чьего-то бэд-трипа.

Я знаю, что последует за этим. Всякие удолбанные умники показывали мне эту шутку тысячу раз. Но пусть все идет, как идет.

— Выбирай, — говорит он. — Одну из двух. Только думай как следует. Не наугад.

Я делаю вид, что думаю. На экране (экран теперь — слева от меня) красный Владислав звучно блюет в тазик, рядом — голая ассистентка, готовая унести блевотину, как только он отрыгнет последнее из убийственных ощущений.

— Ты должен понять, какая из спичек тебе ближе, — разъясняет утонченно-уторченный упырь. — Ты должен абстрагироваться от всего внешнего и понять, какая из спичек — твоя. И почему она твоя.

Я закрываю глаза и думаю о том, что как-то уж все непонятно получается. Мимолетный (штрихами) портрет меня сегодняшнего: тупо хожу по городу, встречаюсь со знакомыми и незнакомыми людьми, захожу в какие-то галимые полые небоскребы, карабкаюсь в них по бесконечным лестницам, пялюсь в витрины магазинов видеотехники, собираюсь заработать пять тысяч баксов на дебильном репортаже о дебильном же шоу. Глупо как-то. Беспонтово. Я пришел однозначно не туда, куда хотел («зачем ты пришел сюда, парень?»), но главная проблема теперь — выяснить, а куда именно я хотел. И хотел ли вообще.

Первый раз такую штуку со спичками мне показал мой друг Рак. Нам тогда было лет по девятнадцать-двадцать. Мы много пили, играли (плохо) на сильно примоченных гитарах, ходили на ужасные концерты и мечтали учинить в Москве альтернативный взрыв. Рак, помимо всего прочего, увлекался психологией и метафизикой — забивал себе голову всякой абстрактно-муторной пое…енью вроде Гро-фа и Хаксли, ходил на какие-то семинары по правильному дыханию и все такое прочее, а потом решил открыть для себя новый мир, съел чересчур много кислоты и все понял (я хочу сказать: вообще все. Во всяком случае, именно так он теперь утверждал).