Клон
Шрифт:
— В Брагунах.
— Где?
— Ты когда сюда ехал, карту мал-мальски смотрел?
— Было дело.
— Ну и?
— Не помню.
— Пешком день уйдет и более. А на машине часа за три домчим.
— А где взять машину?
— У тебя деньги есть?
— Я думаю, ты все уже проверил и посчитал.
— Я на яйцах у тебя не искал. А баксы где-то там.
— Правильно, есть немного.
— Стольник найдешь?
— А полтинник?
— Маловато, но договоримся.
—
— А потом иди, куда хочешь.
— То есть?
— Ты к бабе приехал? Я тебя довезу. Доставлю. И все.
— А назад?
— А назад ты, братец, сам. Ты же журналист. Обратись к официальным властям. Обрисуй ситуацию. Они тебе помогут.
— Ты думаешь?
— А больше я тебе ничего не скажу. Тебя же чечены какие-то провезли до Грозного. Провезут и обратно.
— Позвонить отсюда можно?
— А деньги у тебя есть?
— На один звонок хватит.
— Ты сумасшедший. Впрочем, не говори. Найдем бабу, дам тебе мобильник. Но деньги вперед.
— Договорились.
— А пока собирайся. Завтра рано утром «ГАЗ-53» нас заберет от детдома.
— Где это?
— Недалеко. Ближе, чем ты думаешь.
Утром мы вышли из подъезда и направились за угол Парафиновой. Навстречу нам две женщины катили тележку, на каких возят в подсобках мешки. На тележке лежало тело мужчины, прикрытое брезентом, грязным, в соляре. Лицо его, открытое до половины, показалось мне знакомым. Я остановился.
— Что, знакомого встретил?
— Видел пару раз.
— Больше не увидишь. Это Серега Каин. Бывший сварщик пятого разряда. Кончился этой ночью.
— Как?
— Легко. Шилом его в ухо закололи. Помешал кому-то, — объявил Михаил Сергеевич и отвел глаза. — Пойдем, водила ждет.
На этом печальные приключения в городе Грозном не закончились. «Пятьдесят третий» действительно ждал нас у здания, бывшего когда-то детским домом. Водитель — гражданин кавказской национальности — копался в двигателе, совсем как в лучшие времена. Будто за картошкой собирался на овощную базу.
— Ну как? — спросил его человек, похожий на генсека.
— Да не хочу я ехать.
— Отчего так? — посуровел мой ангел-хранитель.
— Привет передают твоему гостю, Миша.
— И кто же это?
— Ахмед.
— Ты знаешь такого? — строго спросил меня Михаил Сергеевич.
— Человек с таким именем привез меня из Махачкалы.
— Он и есть.
— И что?
— Ничего. Ехать не хочется.
— А ехать нужно, — и Михаил отвел водилу в сторону. Они говорили долго, потом вернулись к машине.
— Все, едем, — радостно объявил Михаил, — командир согласен.
— Согласен, так согласен, — пробурчал я и полез в кабину. Михаил сел справа.
— Двигаем. Аслан у нас на извозе.
— А если
— Я налог плачу. И документ исправен, — ответил он, и мы тронули.
— А машина откуда?
— Моя. Я на ней десять лет гоняю. Правда, от нее мало что осталось как-то. Все сняли. Но я тут живу тридцать лет. Я пошел к хозяину района.
— К властям?
Мои попутчики захохотали громко и продолжительно.
— Тут весь город поделен. Дома, улицы, заводы, фонари и собаки. Как мэр поделил, так и есть.
— И что?
— А то, что хозяин приказал мне машину собрать заново. И людей дал, и запчасти с автобазы. Тогда они еще были. И стал я ему платить и работать на извозе. Но Ахмед отморозок. На нашей территории он ничего не сделает. А вот в другом районе может. Так что я только половину пути поеду.
— Ладно. Там будет видно.
— И видно, и слышно.
— Ладно тебе.
— Все. Водителя в пути не отвлекать.
Я оказался на сцене театра теней. И не я, а тень моя перемещалась сейчас по дороге, свободно минуя патрули и блокпосты. И тот, кто построил декорации другой сцены в бывшей квартире Стелы Канавиной, моей случайной подружки, ставшей необъяснимо смыслом всего того, что было и будет, сейчас разбирал их. Вынимал из тайника на антресолях средство спецсвязи, из-под половиц — оружие, уничтожал следы пребывания моего там и одновременно еще раз проверял и просеивал весь оставшийся от меня мусор, чтобы зацепиться за что-то, догадаться, додумать, вычислить, какое отношение я имею все же к Вячеславу Старкову. Немотивированные поступки у этих людей в зачет не брались. Во всем должен быть смысл, хотя бы иррациональный, но работающий на результат.
Точно так же и мертвый Каин, бывший классный сварщик, влез не в свое дело, стал семафорить, мешать. Он знал здесь каждую блоху на собачьей шкуре, а событие такого масштаба было ему не понятно своей неотвратимостью и двойным смыслом. А меня он увидел и постиг сразу, так как в нем ничего более не осталось, кроме интуиции и нервов. Как и во многих других бывших людях, занимавших сейчас места в своих подвальных ячейках.
— Дальше куда? — поинтересовался водила.
— Постоим немного.
— Стоять не рекомендуется.
— А спешить тем более. Постоим.
— Хорошо, только недолго.
— Долго, недолго, а стой.
Водила плюнул себе под ноги, вышел из кабины, пнул скат, опять плюнул.
— И чего нервничать? — кивнул на него Михаил.
— Вам тут виднее. Чего и почему. Я плачу, вы доставляете.
— Еще бы ты не заплатил.
— Если будешь так себя вести, то выйду сейчас и сам пойду дальше.