Клуб 28, или Ненадежные рассказчики
Шрифт:
– Три, но закончил один, – пожал плечами, будто оправдываясь:
Флора в университетах не училась. – Вот ты сказала, что смерть тебя преследует. Это в чем проявляется?
Она задумалась на секунду, а потом неторопливо ответила, то и дело поводя пальцами по воздуху, как дирижер:
– Моя мама работала в доме престарелых. Она любила повторять: «Я сопровождаю людей до дверей смерти». В детстве, когда меня не с кем было оставить дома, мама брала с собой на работу. Там я заметила, что пожилые люди будто сидят на чемоданах и ждут смерти, которая придет и уведет их с
В старших классах школы, когда мы собрали первую группу, я спросила себя: «А что, если сыграть в тюрьме или других захватывающих местах?» – «Давай!» – ответили друзья. Правда, вместо тюрьмы нам предложили дом престарелых – вот такой вот удивительный поворот! Выступая там, я заметила, что пожилые люди хотят не просто слушать, но и участвовать. Тогда я начала проводить мастер-классы для пациентов с синдромом Альцгеймера. И что ты думаешь? Даже несмотря на проблемы с памятью, они пели – и пели хорошо. Думаю, мелодии живут в наших генах, а не в голове, и музыка – единственное, что остается правдой, несмотря на возраст или амнезию: она преследует нас от колыбели, когда мать напевает песню, и до последнего вздоха на отпевании.
– А где ты дала самый необычный концерт?
– Да я много где отметилась. Например, выступала в часовне в городе Кан, а фестиваль Борегара и вовсе проходил в бывшей психиатрической больнице, которую преобразовали в театр.
– Выступать в церкви – не кощунство? У нас за это Pussy Riot в тюрьму загремели.
– О чем речь? В церквях отличная акустика! А если честно… У меня с религией сложные отношения: я не верю в бога, однако допускаю, что за смертью что-то есть. Я атеист, но религия всегда очаровывала.
Однажды гадалка сказала, что у меня старая душа. И да, у меня есть чувство, что я жила в другой эпохе. Я порой встречала людей, которые, хоть и выглядят молодо, но кажется, что прожили очень много лет, еще в прежние жизни.
– Отличное начало для прогулки по кладбищу. И не страшно тебе с незнакомцем к могилам ехать? Мы первый раз видимся, как-никак.
– Я проверила тебя, – Флора рассмеялась. – Попросила подругу из России прогуглить, кто ты да что ты. Она посмотрела: кажется, все надежно – то ли журналист, то ли писатель. Кстати, чем ты занимаешься?
– Работаю в сфере информационной безопасности: наша компания выпускает межсетевые экраны, VPN-клиенты, системы обнаружения и предотвращения вторжения, средства защиты информации от несанкционированного доступа и другие пугающие понятия.
По озадаченному виду девушки понял, что она не услышала ни одного знакомого слова.
– IT.
– А, неплохо! – Флора передразнила мою интонацию и движения. – Типа, серьезный человек, серьезные вопросы, серьезные дела? – Воу-воу, – я похлопал ее по плечу. – Я книги пишу.
– Вот это куда интереснее! – она погрозила пальцем, будто требуя про IT больше не заикаться. – А с кладбищем ты очень точно угадал: если бы только мама и дом престарелых! У меня есть бессмертный дядя – уверена, он никогда не умрет и всех нас переживет, – так у него похоронное бюро.
– Тогда на кладбище тебе понравится. Там чертовски красиво. Слушай, если я не ошибаюсь, школу ты не закончила, бросила?
– О, да: я никогда не была прилежной ученицей. У меня есть выдающаяся способность раздражать всех, даже саму себя. Хуже всего, что я могу быть способной, но при единственном условии: если встречу толковых учителей, которыми начну восхищаться. Мне нужны пигмалионы. Но в школе не сложилось: закончилось тем, что преподаватели развели руки и сказали: «Все, Флора, песенка спета. Мы так больше не можем. Иди работай, в конце концов. Мы не станем тебя удерживать». Я не расстроилась, сказала: «Чао» и в 15 лет начала свободную от домашних заданий жизнь.
– И как, справилась? После школы наверняка непросто пришлось?
– Я начала работать продавщицей в обувном магазине. От босса узнала массу интересных вещей: как вкладываться в акции, как выстраивать хорошие отношения с клиентами. Получая 400 евро в месяц в Арденнах и живя с родителями, смею тебя заверить, я чувствовала себя королевой мира! Или, по крайней мере, нашего департамента. Мне никогда больше не приходила в голову мысль вернуться в школу. После магазина случайно устроилась спортивным фотографом: увидела объявление в газете, откликнулась – а в ответ тишина… Через четыре месяца перезвонил парень и поинтересовался: «Скажите, а вам еще интересна должность фотографа? Давайте встретимся».
В такой работе все решает внешний вид. Я подготовилась: прекрасно оделась, натренировала легкий буржуазный акцент и на встрече заявила, что я – богатая девушка из зажиточной семьи, которой очень нравится фотографировать. Одна беда: я недавно разбила камеру и перестала практиковаться. Ты не поверишь, но блеф сработал меня взяли! Умение блефовать – моя магическая сила, и я, говоря откровенно, хороший приспособленец. Ты не подумай чего обидного: приспособленец совсем не плохое слово, нет! Для меня это, скорее, качество, которое отличает людей, выросших в семье пролетариев: оно означает, что ты знаешь, как привлечь, заманить удачу. Правда, у карьеры фотографа получилась неожиданная развязка: однажды начальник забирал меня на задание из дому и своими глазами увидел, что живу я, мягко говоря, не так хорошо, как нарассказывала: грязный район, гнилые дома. Но во взгляде прочитала немое уважение, если не восхищение. «Лопни, но держи фасон», и у меня получается.
– Не жалеешь, что бросила школу и не пошла в университет?
– А почему я должна сожалеть? Я встречала множество выпускников элитных школ, которые не могли найти работу, и даже с университетским дипломом не чувствовали себя счастливыми. Все, чего хочет от нас общество – сделать людей способными к трудоустройству.
Вот от подобного избавьте, будьте любезны: мне глубоко наплевать. Мы не учимся жить, не учимся выражать себя, находить счастья.
– И ты почувствовала себя счастливой, уйдя из школы?