Клуб имени Чичикова. Исторический триллер
Шрифт:
Да, что там Райка говорила насчёт какой-то Корзинкиной? Ада склонилась над её кроватью, где скромным островком правды посреди лести лежала ветхая тетрадка.
«Дети от купца Бубнова получили фамилию матери, потому как отец побрезговал давать им свою. Среди оных чад один только Никита Корзинкин удостоился чести быть отцом пятнадцати отпрысков… от трёх, если не более, сожительниц. Другой потомок П. И. Чичикова сделался петербуржцем, где за немалую мзду приобрёл дворянское звание и поменял фамилию, сделавшись Пятаковым. Сей Пятаков также отличался женолюбием и страстью к рассеиванию своих семян. Все Корзинкины отличались талантом в политике и коммерции. Никто из них не сподвигнулся, насколько можно судить, сделаться воином или батюшкой, поэтом или художником, но все они крепко держались земных
Ада повертела тетрадь. Ей захотелось ещё раз ощутить свободу и пройтись по квартире. В левой стороне от коридора располагались две большие комнаты, в правой стороне – две малые комнаты и кухня. В одном краю коридора, покрытого бордовой ковровой дорожкой, была входная дверь, вешалка и зеркало. В противоположном краю – туалет и ванная. По стенам висели картины и торчали рога оленей и лосей, убитых Родионом Эмильевичем в годы мужского становления.
Рога… так и должно быть, от мужчины остаются рога. От женщины – лекарства и резиновое колечко для перехвата волос, – так подумала Ада. Она с тетрадью перешла на кухню, будто почуяв, что скоро вернётся старшая сестра, врач-убийца, чёрная вдова (кара-курт). Слепила бутерброд с красной икрой. Икра принадлежала Малиновым, но теперь никто не спросит. Интересно, что Райская Сестрица сотворила с Родэмом? На слабость организма этот боров не мог пожаловаться. Но ведь и в Райке не было излишнего коварства. Значит, Рая Андреевна послужила невольным орудием своей младшей сестры, инструментом Адовой воли. Вот какая получилось магическая режиссура.
Щёлкнули замки, вернулась Рая Андреевна. Ада вышла к ней, жуя очередной бутерброд, и замерла с куском во рту. На ковре стояла безумная старуха. Свет высокой лампы застрял в её волосах. Сухие руки-палки она расставила, как ребёнок, ждущий, когда его разденут. Постояла, вспоминая, что ей надо сделать, стряхнула с ног башмаки и в плаще прошла к своей двери, отчего-то стуча в пол пятками, как деревяшками. Старая Рая сутуло шмыгнула в комнату и заперлась на ключ. Ада вернулась на кухню, выплюнула недожёвок, нахмурилась: в ней совесть очнулась. Поскольку среди всех страданий самые страшные – муки совести, Ада отхлебнула из бутылки сразу два булька. Ей вдруг стало всех жаль… надо отвлечься, и она уткнулась в тетрадь.
«Опасаясь мести великого клана Чичиковых-Корзинкиных, я, частный историк и восстановитель правды, не указываю своего имени, полагаясь на то, что любой читающий эти строки меня поймёт. В конце 19 века они поверили в свою силу и приступили к созданию политической организации, имевшей целью захват России. Снабжали деньгами и взрывчаткой бомбистов, уничтожали хлеб, возбуждая гнев бедноты; отравляли народное сознание революционной пропагандой и обещаниями свободы, равенства, братства. Много смуты они внесли в русское общество, однако особого успеха не могли достичь, покуда не придумали оригинальный способ захвата власти. Историки, наверное, помнят дело Белоглазова. Полиция так и не разгадала причину убийства издателя мирной газеты «Слово и хлебъ». В 1916 году при загадочных обстоятельствах гибнут или исчезают ещё 10 издателей в центральных городах. Чтобы дело не слишком бросалось в глаза, они совершали убийства и в других общественных кругах, порой выдавая правосудию какого-нибудь политического террориста, не имевшего отношения к Чичиковым-Корзинкиным. Зачем убивать владельцев газет? Чтобы монополизировать общественное слово. «Слово сильнее пули», – таков был девиз. Они решили не штурмовать власть, не подкупать её, не приглашать иностранные полки, нет, страшнее: они решили революцию внушить! Это был первый в истории опыт политического гипноза в национальном масштабе.
«Результаты известны. Корзинкины вошли в Думу с целью подорвать её изнутри. В феврале 1917 они покинули подполье
«Да, Керенский осознанно работал на подрыв своей же власти, ибо за границей ждал своего часа наиболее активный из этого рода – Ильич. Программа захвата власти, как ни странно, выполнялась. Россия всё-таки легла под заговорщиков, поскольку они основательно обработали умы россиян и заменили гражданское мышление антигражданским. Несомненно, этому способствовал ряд важных обстоятельств, как по заказу открывших революционерам путь к власти: война, голод, слабость верхов (о, неслучайная слабость!).
«Вот как описывает германский солдат один из эпизодов окопной войны. «Двое суток беспрерывного огня. Не имею сил держать винтовку. Сплю стоя и стреляю во сне. Силы русских неиссякаемы. Вдруг слышу, кто-то из наших кричит, чтобы мы прекратили огонь. Раздаются крики: «Мы спасены! Кайзер прислал колдуна!» И вот между двумя позициями во внезапной тишине появляется человек в кожаном чёрном пальто. Пороховой дым расступается вокруг него. Он стоит к нам спиной и лицом к русским. Он что-то говорит им и машет рукой; он крутится вокруг своей оси и трижды плюёт в землю. Затем срывает себя фуражку и машет в сторону России. Наши противники вылезают из траншей, у них беспамятные лица, но я готов был расцеловать каждое лицо, потому что они побросали винтовки и пошли по рваной земле куда-то прочь от нас. В иных случаях на линии фронта происходили братания. Это русское слово изобрели неизвестные мне колдуны».
– Забавно, – пробормотала Ада.
У неё тяжесть была на сердце, она ещё глотнула спиртного, потом валерьянки и глубже вчиталась.
«Нечто подобное происходило на заводах в российских городах. По цехам бродили гипнотизёры, останавливали станки, выводили рабочих на демонстрации. Потом, когда гипноз проходил, рабочие не могли вспомнить, что с ними происходило. Чичиковым удалось перессорить классы; внушить солдатам, чтобы те не воевали; внушить рабочим, чтобы те не работали; внушить крестьянам, чтобы те поджигали усадьбы. И в октябре свершилось! Корзинкины захватили власть в самой большой и богатой стране мира».
Поворот ключа в спальне Раи – шаркающий звук оттуда приближался – и вот Рая встала на кухонном пороге. Ада не верила своим глазам: сестра уменьшилась в росте, шея усохла, лицо обвисло. Почти неузнаваемая Рая мелкой поступью вошла в кухню, села на табурет и сложила руки на коленях. Несмотря на недавнюю покраску, её волосы отсвечивали свинцовой сединой. Аде стало жаль её до спазма в горле, но смелости не хватило, чтобы обнять.
Рая Андреевна ровным, безучастным голосом спросила:
– Как ты думаешь, Бог есть?
– Думаю, да. Только неотзывчивый, – ответила Ада.
– Поэтому наша жизнь – ад, – согласилась Рая.
– Зато привычный, – заметила Ада. – Когда к ужасу привыкаешь, он становится просто жизнью.
– Отчего ты, мудрая, не выходишь замуж? – спросила старшая.
– Я боюсь ночевать с кем-то в одной постели. Слишком крепко сплю после снотворного, – ответила младшая.
– Ну и что?
– А вдруг он захочет меня убить… ну просто ему приснится что-нибудь страшное, а я крепко сплю.
Рая хотела возразить, дескать, Ада сама психопатка и на других наговаривает, но, вспомнив свой поступок, промолчала.
– Да и за себя не поручусь, если муж крепко спит, – добавила Ада.
– Скажи, а мы сейчас не во сне? – спросила старшая с надеждой.
– Во сне, – кивнула младшая, – только в очень прочном. Пробуждение смерти подобно.
– Ты не знаешь, зачем я это сделала? – спросила старшая, превозмогая муку.
– Что ты сделала? Объясни, наконец! – надсадно воскликнула Ада.