Клуб имени Чичикова. Исторический триллер
Шрифт:
Ей довелось единственный раз применить к нему свои врачебные познания – и вот результат. Сказано было: доктор, не лечи родных!
Родион Эмильевич всегда отрекался от её помощи, отговариваясь насмешливым баритоном: «Ты врач от слова врать. Если ты обед не можешь приготовить, как же тебе с организмом управиться?!» Значит, он был прав, трагически прав. Но не нарочно ли она это совершила? Вот вопрос, который выглядывал откуда-то и старался посмотреть ей в глаза, только Рая Андреевна свои глаза уводила в сторону. Она умела мыслить по-дамски, то есть, когда требовалось ответить отчётливо «да» или «нет», она старалась проскользнуть в щель между ответами, дабы избежать потерь, неизбежных при чётком выборе. Но всё же, как говорится, подсознательно, не отомстила ли она мужу за… за прежнее недоверие
Кабинет мужа расплылся в очертаниях, свет пульсировал, чёрное окно зияло, точно колодец. Здесь было что-то не так, и неправильность была в тишине. Эта тишина вслушивалась в мысли Раечки. И вдруг дикий страх пробежал по её позвоночнику: её громко и с дьявольским удовольствием позвали. Она оглянулась. В дверном проёме стояла полоумная сестра. Рот сестры кривлячески улыбался, помада размазалась на пол-лица, глаза лучились.
– Ну что, врачиха, укокошила мужа?
– Да как ты смеешь! У него тяжелейший приступ, я просто не справилась.
– Вдова Малинова, а вы «скорую» вызывали?
Вдова отвернулась от гадкой сестры и вновь обратилась к супругу, к его дорогому крупному лицу, словно бы спящему, как говорят люди, понимающие толк в смерти. «Я сама сплю, мне снится. Сейчас я проснусь и поставлю Родику чай. Какое будет счастье! Отчего я не понимала, что просто заваривать чай это счастье!»
Но сестра давила на кнопки телефона: «Скорая? Срочный вызов…»
О, Господи! Рая обхватила голову руками. В ней началась кристаллизация страха по другому поводу: её могут обвинить в преступлении! Её – Раю Прекрасную, Мудрую, Единственную!
– Вставай, дура! Хватит комедию ломать, – сказала сестра и утонула в глубине квартиры, в сумраке.
Рая попыталась встать с пола и не смогла: возле покойника работала другая гравитация, здесь можно было только замереть и уснуть, скончаться. Она слышала, как сестра по своему обыкновению грохочет дверками кухонных полок: ищет выпивку. Злость, ненависть помогли Рае Андреевне превозмочь потустороннюю гравитацию. Она вышла на кухню, где хозяйничало это ненавистное существо. Сестра всегда вызывала в ней безотчётную ярость просто своим существованием, да и всеми своими частностями: фигурой (рассчитанной на вожделение мужчин), волосами (а ведь кто-то их недавно растрепал), ухом (радаром: где, что?), крашенным глазом (прицелом: где, кто?), крашенным ртом (присоской). Если бы у Раи сейчас не так сильно болела душа, она бы сейчас ударила эту мразь, эту Аду, сестричку-алкоголичку. Даром что молодая, а такая гадина! Вместо удара она тихо спросила: «Это ты всё подстроила? С таблетками».
Ада промолчала. Она, разумеется, ничего такого не подстроила, но всей душой желала обоим гибели, потому и не знала, что ответить. Она продолжала с грохотом искать виски. Ада Андреевна не была клинической сумасшедшей, она неплохо вела хозяйство, неплохо соображала, но у неё был ярко выраженный маниакально-депрессивный психоз. Один день или час она пребывала в лихорадочном возбуждении, а затем в тоске и безволии, порой – в ужасе. Это не лишало её возможности понимать некоторую «правду жизни». Рая пригласила её в дом не из человеколюбия, а чтобы получить бесплатную домработницу, ибо сама Рая была безрукой, как слон. Пригласила и вскоре пожалела, но сделанный ход не подлежал исправлению, потому что вмешался Родион Эмильевич. Он оказал покровительство и Аду прописал! «Система ниппель, – сказала старшей Раечке младшая Адочка, складывая худыми пальцами фигу. – Я сюда вошла, и я отсюда не выйду. Только после тебя».
Со своей стороны Рая сулила младшей сестре чертей и старалась
Рая Андреевна остановившимся рентгеновским взором пронзала Аду, бродящую по кухне. У ненависти столь же прилипчивый взор, как у любви; смотрела и произнесла: «Ты, Ада, на самом деле Корзинкина». Ада оглянулась: «Это кто в нашем доме официальный сумасшедший?»
Казённый долгий звонок напомнил хозяйке о том, что на свете есть покойник, и к нему приехали дьяволы в белых нарядах. Мытарства Раи Андреевны начались. Врачи внимательно посмотрели на вдову, кое о чём порасспросили и вызвали какого-то дознавателя. Тот забрал шприц с отпечатками пальцев, задал множество вопросов, в том числе нелепых: у вас общая спальня? завершился ли климакс?
Она отвечала наобум, мучимая страхом: к чему такая подозрительность, к чему слово «протокол»? Люди! Произошло несчастье! Такое с каждым может случиться! Меня пожалеть надо, а не допрашивать!
Сыщик взял с неё подписку о невыезде. И всё же никто не запретил ей сесть в медицинскую машину и проводить мужа до криминального морга.
Безумная Ада весело ходила по опустевшей квартире. Настроение не омрачали ни смерть, ни беспорядок, ни грязь на полу, оставленная посторонними. В её душе некий злой червячок радостно шевелился, зная наперед, что Райку арестуют. Вот так! Главное в жизни – мечта. Мечтайте страстно – и мечта исполнится. А вот и заначка виски. Обычно она употребляла алкоголь, чтобы забыться и въехать в будущее беззаботным придурком. Но сейчас – нет! Ей хотелось ясно и расчётливо мечтать.
На большом пальце правой ноги чулок прохудился; она улыбнулась бледно-розовому ногтю, вылезшему из смуглого тонкого чулка. Шагала босиком по коридору, по всем комнатам, глотала из горлышка по чуть-чуть. Жизнь удалась. А сколько у неё будет счастливых встреч! О смерти Родэма, как она называла Родиона Эмильевича, она даже не думала.
Одной из причин её лёгкого помешательства послужил аборт, сделанный 18 лет назад. После операции она в течение месяца во сне и наяву попадала в другую реальность, причём та реальность была плотней, ярче, ухватистей, чем реальность врачей и родственников. В другом мире ей открылся смысл её жизни, адский, жуткий, но это был Смысл (в отличие от обыденной бессмыслицы), и он оформил её ум. Хватило месяца галлюцинаций и паранойяльной депрессии, чтобы в ней завёлся маниакально-депрессивный психоз, а также склонность к истерикам и повальный половой цинизм.
Пережитый после аборта кошмар не избавил её от похоти. Уже через несколько дней она вновь глазами-хотелками глядела вокруг, выискивая постельного мужчину. Она влюблялась на недельку. По-другому не получалось. Чтобы расставание происходило решительней, она выискивала в мужчине неприятные черты. Такие черты всегда находятся – она разглядывала их в увеличительное стекло в отместку за преувеличение притягательных черт в начале романа.
Переехав к Малиновым, она слегка влюбилась в Родиона Эмильевича. Когда к ней подступает влюблённость из какой-то слепой глубины естества, у неё меняется взгляд на мужчину. Она наполняет его значительностью и почти красотой. Он её интригует, ей хочется его раскусить, вкусить. Затуманенным взором она взирала на своего Родэма, и его же после короткого романа видела всего лишь как тушу с выпуклыми и масляными глазами, с ноздрями, полными внутреннего мрака, с неискренним самодовольным смешком, с жадным до пищи брюшком… гриб-человек, пожилой поросёнок. А ведь надо же! В первые дни она видела в нём силу и тайну. Старшая сестра Рая именно в те дни поссорилась с ней впервые. Через неделю интерес к Родэму в Аде угас, но война между сёстрами уже началась и далее росла.