Клуб космонавтики

Звягин Андрей Юрьевич

Поэтому все памятники предварительно испытывают.

Женщинами и пионерами.

Но, поскольку детьми рисковать нельзя, да и в целях экономии (зарплату-то испытателям платить надо), женщин и пионеров совмещают в одном лице, и лицо это — тетя Маша, соседка, я о ней уже рассказывал. Героическую профессию она себе выбрала.

Свежесделанный памятник привозят в гулкий пустой ангар и ставят перед комиссией, состоящей из серьезных дядей с листами бумаги, карандашами и требовательными взглядами. Повяжет тетя Маша себе пионерский галстук, покурит, перекрестится, и несет

в виде эксперимента цветы к подножию, готовая в любую секунду убежать без оглядки.

Если памятник спокойно отнесется к такому, значит, его ничем не пробить. Может стоять в самых многолюдных местах. Самолеты в экстремальных режимах испытывают, в тех, в которых они никогда не окажутся, ну и здесь аналогично.

Пару раз памятники все-таки ловили тетю Машу, хорошо, что только за подол успевали схватиться. Платье слетало и трофеем у них в лапах оставалась, но никто не смеялся. Все понимали, что заняты важным государственным делом.

Глава 3 Пломбир, "художники", нападение чайного гриба

1

Праздничная линейка, получается, закончилась рано. Мы (то есть я, Глеб и Артем), сели на лавочку в сквере (он тут единственный, рядом со зданием администрации), и стали думать, чем заняться.

Развлечений в нашем распоряжении немного. Можно пойти поиграть в футбол — рядом с лесом футбольное поле с настоящими воротами, не с уменьшиными, как возле школы. Оно не заасфальтировано, так что падать не страшно. Мы там зимой на утоптанном снегу играли. Зимой — особенно весело! И не холодно, домой приходили к ужасу мам насквозь мокрые.

Еще можно залезть на чердак. Он заброшен и прикрыт на замок, но мы сделали ключи и оборудовали секретную комнату. О ней, кроме нас, не знает никто.

И вдруг Глеб как ни в чем не бывало:

— В киоск с мороженым сегодня пломбир з-завезли.

Мы с Артемом уставились на него. Сначала возмущенно — как он мог молчать про это! — а потом, вздохнув, уже спокойно. Глеб — он такой, запросто не вспомнит о самом главном.

Пломбир…

Ничего вкуснее не существует. Шоколадки, глазированные сырки, конфеты, привезенные папой Артема из Америки — все бледнеют по сравнению с пломбиром. Советский пломбир — самый-самый! Жаль, мало его выпускают, и причина этого загадочна. Памятников уйма, а пломбира мало. Недавно заработал новый цех по производству героев революции… а нельзя вместо них выпускать пломбир? Вот такие мысли в голову лезут. Вслух я их не произношу. Понимаю, что могу навлечь неприятности.

Сдается мне, что в Америке всякие забастовки и демонстрации лишь потому, что населению не хватает пломбира. Идет, допустим, толпа, бьет витрины сама не зная зачем, и лучше не водометами ее поливать, а выкатить на дорогу фуру с пломбиром и бесплатно его раздать митингующим. Все, граждане вмиг успокоятся. Нет в Америке мороженого — пусть у нас оборудование для производства купят.

2

Надо спешить — прознают люди о пломбире и разберут в два счета. Не мы одни его обожаем. Вся страна этим занимается.

Мороженое в киоске продают постоянно. Но только молочное или фруктовое

по десять копеек. Фруктовое мне не нравится совсем — кислое, хотя Глеб и Артем его лопают с удовольствием, молочное…. какое-то оно никакое. В стакан молока насыпь ложку сахара и в холодильник поставь, выйдет не хуже. Сливочное гораздо вкуснее, но появляется нечасто, и стоит пятнадцать копеек. А пломбир — целых двадцать (пару лет назад — девятнадцать). Обычно его продают раз в неделю и разбирают за час. Сегодня еще не раскупили наверное потому, что весь район утром был на "последнем звонке".

Мы примчались к киоску. Так и есть — четыре ценника за мутным стеклом, четвертый — главный, двадцатикопеечный. Внутри киоска продавщица тетя Аня, похожая на белое толстенькое привидение. Очереди нет, но скоро будет.

— У меня десять копеек, — сказал Артем, — мама дала на фруктовое. Нам нужно еще пятьдесят. Побежали к бабе Оле, она выручит.

Баба Оля — его бабушка, мама Артеминого папы. Она живет рядом, в соседнем доме (у нас, в принципе, все дома соседние).

3

Прибежали. Артем изо всех сил нажал кнопку звонка, а потом принялся колотить в дверь, пока та не открылась.

Вот она, бабушка Оля. Маленькая, сухонькая и добрая. Не знаю, как объяснить, что за версту заметна главная черта ее характера и внешности. В книгах показывают это какими-нибудь намеками, улыбкой, взглядом, а тут будто и нет ничего, но посмотришь и понимаешь — она очень-очень добрая, и неважно, какие у нее глаза и есть ли очки на носу.

Она всегда радовалась нашему приходу. Обедами кормила, а чтоб без денег отпустить — такого почти не бывало. Раньше она с Артемом часто сидела, растила его наравне с родителями, но не баловала, не разрешала все на свете, как бабушки обычно делают, вот что удивительно.

Когда-то баба Оля жила в Подмосковье, в Иваново, и работала ткачом. Грамот, вымпелов и прочих наград у нее — стены можно в два слоя обвесить, и еще на потолок останется.

Увидела она нас, а мы красные, взъерошенные, бегом на пятый этаж неслись, и даже испугалась.

— Что случилось?!

Артем замахал руками.

— Ба, дай срочно пятьдесят копеек, в киоск пломбир завезли.

Бабушка облегченно выдохнула.

— Сейчас! — сказала она и ушла за деньгами на кухню.

Квартира у нее однокомнатная и безумно чистая. Блестит так, словно пыль внутрь и не попадала никогда.

А еще баба Оля гадает на картах. Соседкам, таким же бабушкам. Бесплатно, разумеется. Карты у нее особенные. Не те, какими до революции пользовались, а наши, советские. Нарисованы похоже, но названия другие. Например, вместо валета — полковник, дамы — генеральша, король по-новому называется маршал, туз — секретарь какого-то важного комитета.

Она говорила, что в далекие времена ее молодости за гадание могли с работы уволить, а то и в тюрьму посадить. Боролись с антинаучными взглядами. Но, как сказал один большой милицейский начальник, попросив ее погадать, антинаучными являются только старые карты, а тут никаких валетов и королей, поэтому скажи, женщина, ждет ли меня в этом году повышение.