Клуб любителей фантастики, 1974–1975
Шрифт:
Разгладились лица, заулыбались доценты и инженеры, лаборанты и стенографистки.
Однако позже, когда председательствовавший профессор Перевальский уже успел забыть о маленьком инциденте, тот же Краюхин несколько раз поднимался, прося немедленно слова.
Но Тропинин после выступления так и не отходивший далеко от председательского кресла, оказался на высоте: смотря поверх голов и обращаясь к тому месту, где возник шум, он сказал, как-то по-особому выделяя фонемы:
— Молодой чилвэк, с людьми, лишенными чувства юмора, следует обращаться со всей серьезностью.
Года через три довелось мне снова
Листаю страницы…
«Она пришла через полчаса после вызова — легкая, кроткая, в пушистом облегающем свитере. Сначала захлопали двери вакуумных шлюзов. Одна и вторая, ближе, ближе. Звонко простучали каблучки ее туфель. Вот она уже здесь, и в ее больших глазах ни тревоги, ни недоумения. Оторвавшись от книг, он смотрел на нее строгими глазами и словно спрашивал: не забыла ли она о том, что нужно быть внимательной и предельно собранной? Конечно, ошибку исправить легко — по пневмоканалу книга до любого пункта Земли за считанные минуты дойдет, — но что читатели скажут?
Каждая ошибка — потерянное время, минуты досады, сливающиеся в часы А если к тому же читатель-новичок и не заметит, что книги перепутаны? Вчера едва не послали школьнику роман Сологуба вместо книги Соллогуба. Валентин понимает: читатели сами иногда виноваты, передают нечеткие знаки. Им нужно помочь.
Она сидела, опустив глаза, а он ворошил письма и ерошил волосы. И говорил. Конечно, нелегко работать в самой большой Библиотеке. Да и книг столько выпущено, что ошибиться легко. Шутка ли, сотни миллиардов томов! На Земле они и не разместятся, хотя кое-кто до недавнего времени считал это целесообразным. Вот и выбрали Луну. Здесь нет влаги, силы гравитации малы, вакуум полный — идеальное книгохранилище. Да, предлагают кое-что вместо книг. Фотопластик, электропроекторы. Но разве сбросишь со счетов, что старомодные бумажные книги нравятся читателям? И когда построили Канал — само собой получилось, что большую часть книг перевели на Луну. Так возникла Библиотека — сотни километров туннелей, залов, герметизированных эскалаторов, транспортеров, пневматических трубопроводов. Тысяча пульсирующих артерий в лунном теле.
Да, Валентин знает, нелегко быть здесь первый год. Пусть она извинит его за резкий тон — ничего страшного не случилось Книжку Соллогуба адресат получит. Вот она, в углу кабинета. Она и отправит ее сама. Четыре минуты по Каналу, три — по магнитопроводу — и книга у читателя. Но в общем не стоит расстраиваться. Дальше легче. Он сам всего два года работает, а не двадцать.
Снова застучали ее каблучки по паркетным клавишам. Снова хлопали двери. Через полчаса, приняв заказ, он сам передавал его по фону.
Утром следующего дня, ожидая ее, Валентин ловил звуки шагов и старался думать о Майкове и Маяковском, о серьезном. Двадцать сотрудников работали в отделе. Девятнадцать из них не ошибались никогда».
После описанного в очерке разговора Данке стал помогать Бирэтикус — библиотечный робот. И вот здесь я снова столкнулась с моим старым другом. Пришло письмо в Библиотеку, радиописьмо с просьбой. Но лучше привести его
«Уважаемые сотрудники Библиотеки! Мне еще ни разу не приходилось обращаться к Вам. Да и читал я раньше явно недостаточно.
Начинаю понимать, какое это счастье — прочесть настоящую книгу. Вот уже четвертый год работаю в совхозе, хотя по специальности я — работник универсальный. Свободными вечерами после горячего трудового дня люблю посидеть за новым сборником стихов, в давние времена, описываемые в исторических романах, или перевоплотиться в героя хорошей пьесы.
Недавно слышал по радио стихи, только опоздал к началу передачи и автора стихов не знаю. „Про волнистую рожь при Луне…“
Вот строчка из одного стихотворения. Очень прошу, если можно, выслать полное собрание сочинений этого поэта.
В числе других заказов письмо попало к Бирэтикусу. Прочитав его, он задумался. Заложенное в роботе стремление понять все вынуждало его найти ту удивительную силу, что привела его собрата Рэтикуса к стихам.
Он вспомнил безбрежные поля Земли и странную силу, заставлявшую людей отвечать чувствами, песней, словами на шелест прибрежных волн, на утренние лучи, на весенние просветы меж белых низких облаков.
В этом не было ничего сверхъестественного. Оно, все это, было сродни математике. Правда, какой-то другой математике, с законами неуловимыми, точно переход к пределу, сродни бесконечности и ритму, ритму магическому, ритму нескончаемому. В далеком совхозе робот, видимо, тоже понял этот сложный переход от точных законов к поэзии математики.
Бирэтикус выслал стихи своему собрату без очереди, вопреки всяким запретам. Но все обошлось. Его вызвало начальство вместе с Даной и сделало замечание: случай не имел прецедентов.
Разбирая старые заявки Библиотеки, встретила я еще одно письмо. Оно было от Валентина Малинина. Он тоже просил выслать томик Есенина по тому же адресу.
«Так кто же на кого повлиял?» — думаю я.
1975, № 6
Геннадий Максимович
ОТЕЦ ХАРТА
Рис. Игоря Шалито и Галины Бойко
В баре было до противного накурено и душно. Да и чему было удивляться, ведь в это затрапезное заведение заходили разве что безработные журналисты, бродяги да пенсионеры. Здесь могли зарезать человека лишь из-за того, что у него в кармане завалялись два-три доллара. Полиция старалась обходить бар «У друзей», зная, что тут надо или брать всех подряд, или же не трогать никого.
За столиком в самом углу сидели два обтрепанных посетителя. Одному из них было на вид лет семьдесят, а другому ненамного меньше. Оба были слегка выпивши и, судя по разговору, знали друг друга давно, хотя и встречались в этом баре лишь время от времени и то случайно. На столике перед ними стояла недопитая бутылка дешевого виски.
— Послушай, Джо, — обратился к своему соседу тот, что был постарше, — а какое сегодня число?
— Да вроде бы двадцатое.
— Значит, до того, как мне переведут деньги, осталось целых десять дней. А у меня всего семь долларов.