Клуб любителей фантастики, 2004
Шрифт:
Тюбик клея, купленный когда-то мамой для занятий аппликацией, лежал у Тихона в комнате. Половина его ушла на другие насущные нужды: часть понадобилась, чтобы приклеить свои тапки к полу («хотел проверить, хорошо ли держит»), часть он залил в выключатель («чтобы вы на ночь свет не тушили»), и еще немного ушло на стул, на который чуть позже села няня. У той оказалось доброе сердце и тяжелая рука, поэтому папа так ничего и не узнал. Правда, уши болели целый день.
Тиша намазал полоску обоев клеем и аккуратно прилепил на царапину. Нормально. Если издалека
Он огляделся по сторонам. Желание клеить требовало найти достойный объект для приложения сил и умения.
Есть! Книги! Мама вечно возится с ними, устанавливая так, чтобы корешки стояли как по струнке.
Гордый собой, Тихон притащил из кухни табурет. Он вытаскивал книги, намазывал обложки клеем и ставил на место. Разобравшись с одной полкой, он слез на пол и критически оглядел свою работу. Корешки не выпирали, но шли немного волнами.
Наверное, на сегодня хватит. То-то мама обрадуется. А вдруг ей не понравится? Да ну, не может быть.
Дом начинал сердиться. Саднила ободранная стена, было обидно за шкаф и жаль порубленный мальчиком ящик стола. И крепла уверенность, что это далеко не конец.
Ребенок все время досаждал ему. Из-за него в квартире не держали животных: кошка убежала, чудом выжив в центрифуге стиральной машины; канареек затянуло в кухонный вентилятор: рыбки сварились в собственном аквариуме; собака даже не захотела переступить порог.
Родители, конечно, знали о причине этих происшествий, но горячие сыновние слезы раскаяния вновь и вновь свидетельствовали о нелепой и трагичной случайности. И даже дом, который знал всю подноготную не понаслышке, с недоуменным удивлением чувствовал искреннюю горечь ребенка.
Животных, особенно кошек, дом очень любил. Эти грациозные создания обладали удивительным даром исцелять. Они безошибочно находили «плохие» места и втягивали в себя боль дома. И, похоже, им это нравилось.
В последнее время дом частенько ловил себя на мысли, что было бы неплохо избавиться от мальца. Но он не хотел причинять зло его родителям.
Ира оказалась неплохой хозяйкой, и нередко приятные запахи жареного мяса или варенья доставляли ему чисто эстетическое наслаждение. Сергей частенько делал дому больно (навесные шкафчики, полки, бра, ковры…), но это была благословенная созидательная боль. Дом относился к Сергею так же, как люди — к дантистам или даже пластическим хирургам: с некоторой боязнью до операции и с большой благодарностью — после.
Именно из-за этих милых людей (ну еще, конечно, из-за книжного шкафа) дом продолжал охранять мальчика от больших бед, в целях воспитания допуская маленькие. Так, он с удовольствием подставлял под удар острые углы мебели, но зато до потемнения рассудка удерживал оконное стекло, если вдруг на него ненароком опиралась детская ладошка.
В последнее время, вплоть до сегодняшнего дня, Тихон стал вести себя намного сдержаннее. Но, как оказалось, причина крылась не в долгожданном взрослении, а в элементарной неусыпной опеке.
Когда же он,
Мда. Надо быть посдержанней. А то вся живность разбежится.
Клей, нож, утюг и табурет вернулись на свои прежние места. Сражение закончилось, и теперь стоило бы собрать игрушки, но Тиша здраво рассудил, что это лучше сделать позже, когда вернется папа. А сейчас… можно посмотреть телевизор!
Увы, папа оказался предусмотрительным. Тихон глядел на пустую розетку глазами обиженной собаки.
— Папа, ты дурак, — храбро сказал он. Все равно никто не услышит.
Тиша обходил пустые розетки стороной. Он прекрасно знал, что оттуда в любой момент может с удовольствием выскочить электричество.
Как-то, уже после окончательного изгнания всех животных, он задал отцу вопрос:
— А почему все работает от розетки?
Движимый наилучшими побуждениями, Сергей прочел целую лекцию, адаптированную для юного слушателя. Закончив ее, он спросил:
— Примерно понятно?
— Поня-атно, — протянул Тихон.
Он уяснил для себя, что в розетках живет электричество, которое по проводам пробирается внутрь чего-нибудь и там начинает работать. Еще он понял, что, пробравшись в человека, оно трусит и кусает его до смерти.
Тихон представил, как электричество извивается по проводам, высовываясь из розетки и жадным взглядом окидывая все вокруг: где человек? в кого забраться?
— Папа, а оно может выскочить из розетки?
— Вряд ли. Но вот если ты что-нибудь туда всунешь — карандаш, например, или палец — тогда оно точно тебя укусит.
— А вряд ли — это как?
— Это значит — может быть, но вряд ли… Э-э-э… Это значит… почти невозможно.
Из многочисленных родительских нотаций Тихон четко уяснил: «невозможно» — это все то, что он делает с удовольствием.
Телевизор отменялся. В расстроенных чувствах Тихон направился к холодильнику. Только конфеты вернут ему радость жизни!
Конфет не оказалось. Зато стояло блюдце с кусочками сыра и сочной розовой ветчины, а на боковой полке обнаружился добрый шмат шоколадного масла.
— Отлично! Что может быть вкуснее бутерброда из мяса, сыра и шоколадного масла? Конечно, когда нет конфет.
Он облизнулся.
А что это там, за кастрюлей? Тихон отпустил дверцу и почти по пояс влез в холодильник. Дверца начала медленно закрываться.