Клуб любителей фантастики. Анталогия танственных случаев. Рассказы.
Шрифт:
– Родриго!
К ней подскочил режиссер, чернобородый дагестанец, настоящее имя которого было Расул.
– Родриго!
– повторила она.
– Позаботься о чемоданах, они в багажнике. Да не забудь мой сачок для ловли бабочек!
Надвигалась ночь. Натужно ревели двигатели взлетающих и садящихся самолетов. Объявили наконец посадку нашему рейсу. Все начали было собираться, но тут же - из-за технической неисправности - вылет отложили аж на полтора часа.
Я вышел подышать свежим воздухом. Жанна сидела на ободранной скамеечке, щурилась на луну. Одета была в блекло-сиреневый сарафан
– Хэлло, ковбой, - приветливо помахала мне ручкой.
– Родриго сказал мне пару слов о тебе. Ого, какая шляпа, небось с Дикого Запада? Дашь поносить?
Я протянул ей свою соломенную шляпу, ни с того ни с сего заробев. Еще бы не заробеть! С такими красавицами-русалками разговаривать еще не доводилось.
– Что ли ты студентик? Подкалымиваешь на каникулах? Захотелось Азию повидать?
– тараторила Жанна, не давая мне слова выговорить.
– Обожаешь подниматься за облака? Трогать веточку персика? Наслаждаться нектаром? Целовать медузку?
– Да разве ж их целуют, медуз?
– изумился я.
– Прошлым летом был в Тамани, там медузы метровые, с фиолетовыми каемочками, но кто ж их станет целовать, таких страшилищ!
Жанна хихикнула.
– О, да ты совсем сосунок, хотя на вид - прямо Геркулесище, в Голливуде тебе цены бы не было... Эх, полтора часа еще бить баклуши.
– Она замурлыкала незнакомую мне мелодию, затем сказала: - Хочешь, смотаемся вон в ту рощицу, к озеру, его отсюда не видно. Прошлый раз там плавали утки.
По узенькой тропке мы углубились в березовую рощу. Вскоре впереди заблестела вода, высвечиваемая полной луною. Неожиданно моя спутница оступилась, вскрикнула и повалилась на траву.
– Ой, ноженьку вывихнула! Помоги подняться, ковбой!
– захныкала она.
– Хватит сил понести меня на руках?
Наивный вопрос для десятиборца! Как перышко, поднял я ее с травы и уже было сделал несколько шагов в обратном направлении, но она прошептала, обхватив мою шею тонкими руками:
– Не спеши, Геркулес. Давай полюбуемся на луну.
И опять я принял все за чистую монету: повернулся боком к озеру, чтобы постанывающая Жанна созерцала величественно плывущую по небесному морю царицу ночи.
– Хочешь, ковбой, узнать великую тайну?
– опять зашептала она и потянулась к моему уху. Я почувствовал на щеке ее горячий язычок, вслед за тем ее губы впились в мои, и я рухнул с нею на траву.
О чудо из чудес! По незримому знаку из машины вселенского воздаяния, в награду за какие-то еще не свершенные мною всеземные подвиги, эта прелестница, это совершеннейшее создание, предназначенное для услаждения богов, отдавалась мне. Она стонала в моих объятьях, она искусала мне плечи, она впивалась ногтями мне в спину, она выдыхала:
– Еще целуй сосочек, еще. Теперь сожми здесь посильней! Еще сильней! О-о! Быстрей, еще быст-ре-е-е-е-й!
Тело ее вытянулось, обмякло, дыхание пресеклось. Я приложил ухо к ее лунообразной груди: сердце билось еле слышно. Кажется, обморок...
– Не тревожься миленький!
– послышался ее сладострастный смешок.Я могу подниматься за облака несколько раз подряд, уяснил намек? Теперь, Геркулесик, поцелуй мою медузку, я люблю услаждать ее "шанелью", чего моргаешь
Ну почему, почему так быстро поднимается луна?
Придя в себя, я взглянул на часы: до посадки минут двадцать. Мы быстро искупались в озере, спугнув парочку уток. Я обтер Жанну и себя майкой, оставив ее на кустике в дар березовой роще. Взявшись за руки, мы побрели по еле угадываемой тропинке.
– Ты замечательный наездник, - говорила умиротворенная Жанна.
– Истинный ковбой. Как можешь ты так неутомимо сладострастничать? Раскрой секрет?
– Этот секрет китайцы знают уже несколько тысячелетий, - отвечал я.
– Слышала что-нибудь про даосизм? Нет. Видишь ли, я провел в юности два года в Китае, отец там служил. И наблюдал собственными глазами такие супружеские пары: ему восемьдесят лет, а ей шестнадцать. И они счастливы. Потому что даос в совершенстве владеет искусством любовного наслаждения. Не веришь?
– Верю, Геркулесище. А можешь попросить даосских богов, чтобы мы с тобой любострастничали до твоих восьмидесяти годов? Но чтобы я, чур, оставалась вечно молодой?
– Я буду вечно любить тебя, Жанна, - поклялся я, постыдно забыв про медсестричку Таню.
Безумная ночь! Оказалось, что самолет задержится еще на два часа. Мы подкрепились в депутатском буфете и вернулись к озеру, переполненному лунным сияньем.
Слегка уже приутомленный ласками красавицы, я пожалел, что нельзя, допустим, незаметно повесить гернетову кинокамеру на березу, в трех шагах от нас, и заснять во всех подробностях наше любовное пиршество. Какое, наверное, утешение в старости показывать самому себе - самого себя: на вершинах сладострастия...
Я очнулся от голоса стюардессы, объявлявшей:
– Температура воздуха в аэропорту Ташанбе тридцать девять градусов. Местное время одиннадцать двадцать пять.
Выглянул в иллюминатор. В раскаленном мареве плыл ослепительно-белый аэровокзал. Вокруг подъехавшего трапа застыли такие же белоснежные "волги". Я насчитал их семнадцать. Чуть поодаль красовалась правительственная "чайка".
Оказалось, весь этот эскорт предназначен для нашей киногруппы. Из женщин в нее входили, кроме Жанны, три бойкие актрисульки - Стелла, Нонна и Карина, а также пожилая гримерша. Из мужчин самым главным (и самым старшим по возрасту) был, конечно, Родриго, беспрестанно взрывающийся по пустякам. Все подчинялись ему беспрекословно, и лишь Жанна осмеливалась иногда возражать.
Нас рассадили по машинам. Родриго воцарился в "чайке", а каждому из нас досталось по "волге". Не заезжая в столицу, кортеж на бешеной скорости двинулся к синеющим на юге горам в снежных шапках.
Часа через полтора свернули с дороги и вскоре оказались среди деревьев с тускло-серебристыми листьями. Здесь, в чайхане над узенькой речушкой, нас встретили музыкой и танцами, накинули каждому на плечи пестроцветный халат, а головы увенчали тюбетейками. Верховодили четверо горбоносых джигитов, отдававших краткие приказания обслуге. Горбоносые восседали за главным столом, справа и слева от Родриго.