Клуб мертвяков
Шрифт:
Я улыбалась ему.
— Он, видно, тебя не одолжил, а взял в аренду, — Дебби не могла удержаться и сделала непоправимую ошибку.
Для нас обоих это было страшное оскорбление. Мне потребовалась вся моя воля, чтобы держать себя в руках, как положено леди. Я всей душой ощущала, как мое первобытное начало, истинная я, стремительно выплывает на поверхность. Я сидела и смотрела на оборотня, и она побелела от моего молчания.
— — Ладно, я этого не говорила. — Она явно занервничала. — Просто забудьте.
Ведь она оборотень. В честной драке она меня победит.
Я наклонилась к ней и прикоснулась кончиком красного ногтя к ее кожаным штанам.
— Носим Кузину Элси? — спросила я.
И тут Олси вдруг захохотал. Я улыбнулась ему, когда он от хохота сложился пополам, а когда обернулась, Дебби уже вышагивала к своей компании, которая замерла на время нашей пикировки.
Я напомнила себе, что одной в дамскую комнату сегодня ходить не стоит.
К тому моменту, как мы повторили заказ, комната заполнилась народом. Пришли какие-то друзья Олси, вервольфы, большая толпа — вервольфы любят ходить все вместе, насколько я их понимаю. Оборотни же объединяются в группы по принципу, в какого животного они чаще всего перевоплощаются.
С теоретической точки зрения, оборотни универсальны, но Сэм мне объяснял, что чаще всего оборотень превращается в одного и того же животного, в того, с которым чувствует некое родство. И называет он себя по этому животному: вер-собака, вер-летучая мышь, вер-тигр. Но никогда не назовет себя просто «вер» — на это имя имеют право только те, кто превращается в волков. Настоящие вервольфы презирают такое многообразие форм, они вообще не очень уважают оборотней. Они, вервольфы, считают себя сливками в обществе тех, кто способен перевоплощаться.
Оборотни же, как объяснил Олси, считают вервольфов бандитами от мира сверхъестественных существ.
— И заметь, многие из нас заняты в строительных работах, — он как будто очень старался быть бесстрастным и честным. — Множество веров механики, или каменщики, или водопроводчики, еще они работают поварами.
— Полезные профессии, — одобрила я.
— Да, — согласился он. — Но это отнюдь не белые воротнички. Так что, хоть все оборотни и сотрудничают друг с другом до некоторой степени, есть некая классовая дискриминация.
В зал вошла небольшая группа вервольфов в мотоциклетной униформе. На них были такие же кожаные жилеты, с вышитой на спине головой волка, как на моем агрессоре в баре Мерлотта. Я подумала — интересно, начали ли они уже искать своего товарища. Интересно, знают ли они теперь более точно, кого им надо выследить, и что бы они сделали, если бы знали, кто я такая. Четверо вошедших заказали несколько кувшинов пива и стали перешептываться, наклонившись друг к другу и придвинув стулья к самому столу.
Ди-джей — им оказался вампир — начал ставить пластинки в проигрыватель, и громкость при этом подобрал отличную; можно было разобрать, что за песня исполняется, но разговаривать звук не мешал.
— Потанцуем? — предложил Олси.
Вот уж чего не ожидала; но во время танца можно приблизиться к вампирам и к людям,
Я не умею петь, но танцевать умею; оказалось, что Олси тоже.
Что хорошего в танце? Если устала болтать, можно и помолчать. Плохо же в нем то, что приходится максимально ощущать тело партнера. Я уже с огорчением отметила — прошу прощения — животный магнетизм Олси. Сейчас, оказавшись так близко к нему, раскачиваясь в одном ритме, повторяя каждое его движение, я впала в некое подобие транса. Когда музыка смолкла, мы остались на площадке, и я смотрела в пол. Когда зазвучал следующий танец, более быстрый, — хоть убейте меня, не могу вспомнить, что это была за мелодия, — мы снова стали танцевать, и я вертелась, и прыгала, и двигалась в унисон с вервольфом.
И тут я услышала, как мускулистый квадратный мужик, сидевший позади нас на табурете у стойки, сказал своему приятелю-вампиру:
— Он еще не заговорил. А сегодня звонил Гарви. Он сказал, что обыскал дом и ничего не нашел.
— Ты в общественном месте, — резко прервал его компаньон. Вампир был очень малорослый — наверное, стал вампиром, когда люди были мельче.
Я поняла, что речь идет о Билле, потому что прочла мысли этого человека, это о нем он сказал: «еще не заговорил». И этот человек оказался прекрасным передатчиком, отчетливо были слышны звуки и видны картинки его мыслей.
Олси попытался увести меня с их орбиты, но я стала сопротивляться. Подняла взгляд и увидела его удивленное лицо. Я указала ему на эту пару. В его глазах засветилось понимание, но особой радости он не выказал.
Я никому бы не посоветовала одновременно пытаться прочитать чьи-то мысли и танцевать. Очень ощущалось умственное напряжение, и у меня сильно забилось сердце — это наступил шок от мелькнувшего образа Билла. К счастью, Олси как раз в этот момент извинился и ушел в мужскую комнату, усадив меня на табурет справа от вампира. Я вертела головой, как бы разглядывая других танцоров, ди-джея, кого угодно, только не того мужика, в чьи мысли я старалась залезть.
Он думал о том, чем занимался сегодня; он старался не давать кому-то уснуть, а этому кому-то очень нужен был сон. Вампиру. Биллу.
Самая худшая пытка для вампира — не давать ему спать днем. Но сделать это очень трудно. Когда восходит солнце, потребность в сне невероятна, и сам сон ощущается вампиром как смерть.
Мне как — то до сих пор не приходило в голову, — наверное, потому что я американка, — что схватившие Билла вампиры наверняка прибегнут к самым злобным мерам, чтобы заставить его заговорить. Если им нужна информация, естественно, они не собираются сидеть и ждать, когда у Билла появится настроение ей поделиться. До чего я глупа — ну просто дура. Даже зная, что Билл меня предал, даже зная, что намерен оставить меня и уйти к той любовнице-вампирше, я изнывала от жалости к нему.