Клуб неисправимых оптимистов
Шрифт:
5
Говорят, друзья познаются в беде. Все прояснилось очень быстро. В «Бальто» надо мной посмеялись — все, кроме Грегориоса, у которого не было чувства юмора. Я решил разобраться с проблемой предопределенности.
— Почему у всех греческих историй кровавая развязка? — спросил я. — Могли Орест и Эдип избежать своей судьбы? Был у них шанс выкрутиться или нет?
— Глупый вопрос. Вспомни: в греческой трагедии боги не имеют власти над судьбами смертных. Никому не дано победить судьбу — ни богам, ни людям. Финал известен заранее. Нет ни тайны, ни момента напряженного ожидания. Какая уж тут трагедия, если герои остаются живы? Если Клитемнестра прощает Агамемнона, Орест не убивает мать, если все прощают друг друга, это уже не греческая трагедия, а христианское моралите с его идеей искупления. Родись Фрейд в Древней Греции, Эдип спокойно ушел бы
— Ты не веришь в гороскопы, но считаешь, что все предопределено?
— Гороскоп — ловушка для простаков. Наше поле для маневра бесконечно узко. Нашу жизнь предопределяет социальная среда и интеллектуальные способности. Я трачу жизнь на доказательство того факта, что большинство остолопов необучаемы. С судьбой не поспоришь.
Единственный, кто мне помог, был Саша. Он понял, как это важно, и подошел к делу очень серьезно:
— Начнем все сначала, Мишель. Мы не нашли решения, потому что неправильно обозначили проблему. Отбросили эмоциональную составляющую. Представим на твоем месте полицейского. Он ищет эту молодую женщину и будет использовать немногие имеющиеся в его распоряжении объективные факты. Только факты, и ничего больше — ни мнений, ни суждений, ни интерпретаций. На любой вопрос можно ответить только «да» или «нет».
— Наверное.
— Нам известно, что она любит американскую литературу, читает «Утро магов» и верит гороскопам.
— Да.
— Вы разговаривали целый час. О чем?
— Я ничего не помню. Нет, помню — мы смеялись.
— И что же вас рассмешило?
Я беспомощно пожал плечами:
— Не знаю, что я мог сказать такого уж забавного.
Саша закрыл глаза и задумался.
— Позволю себе сделать следующее заключение. У вас есть шанс увидеть ее снова. Молодая женщина, читающая на ходу на улице Ульм, оказалась там не случайно. Она учится в лицее. Живет в этом квартале. Никто не станет читать на ходу в незнакомой части города. Велика вероятность, что однажды вы снова встретитесь. Идеальное решение существует: днем и ночью оставаться в стратегически важной точке, на углу улицы Суффло и бульвара Сен-Мишель, — рано или поздно она там появится. К несчастью, это невозможно. Судя по вашему описанию, она не кокетка, значит не бывает ни в модных магазинах, ни в парикмахерских. Заглядывайте в книжные магазины, крутитесь вокруг Сорбонны, прочесывайте площадь Контрэскарп.
Саша меня подбодрил, и я начал искать. Повсюду, где только возможно. Караулил у лицеев и коллежей. Бродил по бульвару Сен-Мишель и окрестным улочкам, заходил в бесчисленные кафе, бистро и пивные. Заглядывал в магазины грампластинок, книжные лавки, прогуливался по паркам, сидел на скамейках. Ничего. Я отчитывался перед Сашей, и он побуждал меня продолжать:
— Никто не обещал быстрого результата. Если отступитесь сейчас, никогда ее не найдете. Мне в голову пришла одна идея: нужно пойти в противоположную сторону.
— Извините, Саша, но я не понимаю.
— У любой проблемы есть вход и выход. Можно начать с начала, можно пойти с конца. Мы исходили из того, что вы должны найти ее, и никогда не рассматривали другую вероятность.
— Какую?
— Она тоже вас ищет. Девушка встретила единственного в Париже лунатика, читающего на ходу. Вам удалось рассмешить ее. Будь я на ее месте, захотел бы снова вас увидеть. И что же она делает? То же, что мы. Возможно, если нам удастся синхронизировать ваши усилия, дело пойдет быстрее.
Я был потрясен безупречной логикой Сашиных рассуждений и тем, что он, как настоящий друг, принял мою проблему так близко к сердцу.
— Она знает, что вы ходите в «Синематеку» и берете книги в библиотеке. Ограничьте поиск этими местами.
— Еще она знает, что я — Весы.
— Это совершенно не важно.
— Я, кстати, не спросил, кто вы по знаку зодиака.
— Шутите?
— Мы с ней много говорили о гороскопах.
— А похоже на шутку.
Саша был исключением, подтверждающим правило. Я так и не узнал его знак зодиака. С того дня я стал проводить время в треугольнике площадью в сто пятьдесят метров между лицеем Генриха IV, муниципальной библиотекой Пятого округа и «Синематекой» на улице Ульм.
— Как она выглядит?
Я попытался объяснить. Джинсы, теннисные тапочки, кудрявые волосы — это Саша понял, остальное я описать не сумел. Невозможно дать словесный портрет прекрасного видения. Она ни на кого не была похожа. Я попытался составить портрет-робот,
— Ты когда-нибудь видела эту девушку?
— Похожа на кобылицу с развевающейся на ветру гривой.
— Это девушка с кудрявыми волосами.
— В библиотеке таких полно.
Я обвел взглядом зал. Вокруг большого стола действительно сидели девицы с локонами.
— Знаешь, Мишель, тебе бы следовало взять несколько уроков рисования.
— Слишком поздно. Кто ты по знаку зодиака, Кристиана?
— Козерог, с восходящим Скорпионом.
— А твой муж?
— Он тоже Скорпион.
— Чтобы хорошо ладить, нужно родиться под одним знаком зодиака?
— Вреда от этого не будет. Ты что, стал интересоваться гороскопами?
— С научной точки зрения. Я веду расследование. Вообще-то, я пришел взять «Утро магов», но не нашел книги на полке.
— Не знаю, по какой причине, но авторство приписали Повелю. Хочешь ее прочесть?
— А что, не стоит?
— Это ловушка для дураков. Ты заинтересовался гороскопами, хочешь прочесть «Утро магов»… Только не говори, что веришь в зеленых человечков!
Я проводил долгие часы в «Синематеке», сидел в зале, сколько выдерживал. Мне приходилось ходить на занятия в лицей и проводить много бесполезных часов за партой. Я посмотрел бесконечное количество фильмов. Потрясающих, смешных, барахляных, предвоенных. Самоотверженно выдержал Дрейера [170] и Одзу, [171] ретроспективу немых мексиканских комедий, насладился игрой Луизы Брукс [172] и творчеством Фрица Ланга. [173] Я садился в глубине зала, на одно и то же место у двери, чтобы не пропустить ее, если она появится. Я стал завсегдатаем. Со мной начали здороваться, интересоваться моим мнением. Так я познакомился с Уильямом Делезом. Он был помощником режиссера. Работал с постановщиком, чей антиколониалистский фильм так и не вышел на экраны из-за происков трестов и «грязных» капиталистов. С тех пор Уильям больше не участвовал в съемках и тратил время на разговоры о кино, кадрил девушек и рассказывал анекдоты. Он был высоким, с густыми, торчащими в разные стороны волосами, и женщины вечно просили его пересесть. Уильяму это надоело, и он обосновался на заднем ряду. В первый раз он занял мое кресло, но, как только я пришел, тут же подвинулся, и с тех пор мы всегда сидели рядом. Тот, кто приходил первым, держал место другому. Во время сеанса Уильям делал пометки в толстом блокноте и потом с трудом разбирал свои записи. Иногда он опаздывал и тогда спрашивал: «Что она сказала?», «Что он ответил?», «Он не выключил свет, когда выходил?» — или говорил: «Видел, какой грубый монтажный стык, просто ужас!» В конце сеанса Уильям отправлялся в холл размять ноги и походя выносил вердикт: «Великий фильм» или «Будем надеяться, что следующий окажется интересней». А еще он любил комментировать кино по ходу дела и иногда менял мнение на прямо противоположное: «Если подумать, фильм — полное дерьмо» или «В конечном итоге тут есть о чем подумать». Я не хотел ни с кем знакомиться, вступать в разговоры, что-то обсуждать. После просмотра «Поездки в Токио» Уильям спросил: «Вы что, немой?» — я ответил: «Нет», и после этого мы долго не разговаривали. Как-то раз я был в хорошем настроении — мне очень понравился фильм Дугласа Сёрка «Слова, написанные на ветру» — и решил проявить учтивость:
170
Карл Теодор Дрейер (1889–1968) — датский кинорежиссер-новатор, один из наиболее значительных мастеров европейского киноискусства.
171
Ясудзиро Одзу (1903–1963) — один из общепризнанных классиков японской и мировой кинорежиссуры.
172
Луиза Брукс (1906–1985) — американская танцовщица, модель, актриса немого кино.
173
Фридрих Кристиан Антон Ланг (1890–1976) — немецкий кинорежиссер, с 1934 года жил и работал в США.