Клуб неисправимых оптимистов
Шрифт:
— Кажется, дела у меня неважнецкие, — признал он.
— Я поставлю вам мат через три хода, — подтвердил Вернер.
— Вы выиграли, чему я очень рад, — сказал Игорь и опрокинул своего короля.
— Позвольте мне сделать одно замечание.
— Прошу вас.
— Партию нельзя начинать черными. Это запрещено.
Все были потрясены столь молниеносным возвращением памяти. Вернера поздравляли, засыпали вопросами. Он вспомнил все — или почти все, жизнь до нападения и после пробуждения, но о самом нападении и о тех, кто его избил, сказать ничего не мог. Инспектор Маго выглядел разочарованным, и Игорь решил подбодрить его:
— Главное, что все хорошо закончилось.
— Вернер говорит неправду. Он знает, кто его избил.
— Почему вы так решили?
— Он колебался, прежде чем начать говорить. Как будто взял тайм-аут, чтобы придумать какую-нибудь историю о выпадении памяти.
— Не
Альбер Маркюзо решил угостить всех «Клеретом де Ди» [98] — по вкусу он напоминал лучшее шампанское, Жаки открыл полдюжины бутылок, и клиентов двадцать воспользовались счастливым случаем. Кое-кто решил, что Альбер выиграл в лотерею, иначе не стал бы проявлять столь редкую для него щедрость. Игорь посоветовал Вернеру воздержаться от игристого вина, и тот послушно заказал кружку пива без пены. Мадлен то и дело повторяла, что это чудо Господне, и сокрушалась, что давно не была в церкви. С возрастом она снова стала набожной, но бистро работало и по воскресеньям, так что на утреннюю мессу она никак не успевала, вот и была уверена, что рано или поздно Всевышний накажет ее за столь вольное к себе отношение. Мадлен поклялась поставить толстую свечу святому Антонию за чудесное исцеление. Сам Вернер участия Бога в своем скором и чудесном исцелении не усматривал. Он был плохим «пользователем», не из тех, кому Бог оказывает милость.
98
«Клерет де Ди» — игристое вино Южной Роны, вырабатываемое на основе сортов винограда клерет и мускат.
— Не богохульствуйте, Вернер, Он все видит.
— Может, и так, Мадлен, но благодарить я должен только Игоря, его одного. Он занимался мной и подобрал ключ к моему мозгу. Спасибо, Игорь.
Они обнялись. У Игоря слегка кружилась голова — он сам не знал, от клерета или от чувств.
— Я ничего особенного не сделал. Главная заслуга принадлежит инспектору Маго.
Полицейского наградили громом аплодисментов. Все, кто был в тот день в «Бальто», поклялись ему в вечной благодарности, чем совершенно его потрясли. Не каждый день граждане устраивают овацию легавому. Как правило, реакция бывает обратной. В те времена полиция и полицейские были у населения не в чести. Игорь предложил тост, идею поддержали, и Жаки наполнил бокалы до краев.
— За здоровье Вернера! — крикнул Игорь, залпом выпил вино и швырнул бокал об пол.
Все в едином порыве последовали его примеру, усеяв пол осколками стекла. Альбер, Мадлен и Жаки в ужасе наблюдали за катастрофой, случившейся с их посудой. С того дня на тосты а-ля рюс в «Бальто» был наложен запрет, даже во время празднования торжественных событий.
Посетители разделились на два лагеря: мистики усматривали в случившемся Божественное вмешательство, безбожники полагали, что исцеление Вернера — еще одна загадка человеческого организма. Было ли исцеление сверхъестественным событием или явным доказательством нашего невежества? Существует ли физический — читай, телесный — материализм наподобие исторического материализма? Градус спора повышался. Возбуждение росло. Люди перебивали друг друга, торопясь привести свои аргументы и красноречивые примеры. Печально, но факт: ни одно из блистательных рассуждений действия не возымело. Наша неспособность убедить другого является безоговорочным доказательством того, что из всех имеющихся в нашем распоряжении средств самое полезное и действенное — оскорбление, высказанное в презрительной форме, удар кулака или острого ножа, выстрел из автоматического пистолета, взрыв бомбы или ракета с ядерной боеголовкой. Причина всех наших несчастий коренится в одном: каждый считает, что его убеждения непогрешимы. Те, кто отказывается изменить мнение, идиоты, как и те, кто дает себя переубедить.
Игорь и Вернер сидели на банкетке, разговаривали о жизни и не участвовали в общем споре.
— Наверное, для вас это было нелегко, — сказал Игорь.
— Как и для вас.
— Главное, что мы живы, согласны?
— Да, нужно думать о будущем.
— Кому же быть оптимистами, если не нам?
День 30 мая 1956 года стал датой официального создания клуба. Единственным последствием случившегося с Вернером несчастья были периодические головные боли, и он больше никогда не говорил об избиении. На следующий день после возвращения памяти он вернулся к работе. Они с Игорем стали настоящими друзьями и часто приходили в «Бальто» играть в шахматы. Мешала общению только разница
Придя в первый раз в «Бальто», Виктор увидел человека, которого подобрал полумертвым на улице Толбиак и отвез в больницу. Он потребовал, чтобы Вернер компенсировал счет за чистку белых чехлов. Игорь решил, что это шутка, но Виктор был совершенно серьезен. Вернер счел сумму завышенной, но выплатил Виктору все до последнего сантима и не позволил Игорю принять в этом участие. Каждый должен сам платить по счетам. Виктор Володин тоже заплатил — его не приняли в члены клуба.
Когда четырьмя годами позже Игорь рассказал мне эту историю, я отреагировал банально:
— Невероятно!
— Не существует эпитета, способного охарактеризовать эту историю, нет слов для описания существующего и непостижимого. Исцеление Вернера было непостижимым явлением, — объяснил мне Игорь. — Это заставляет нас ограничить значение нашего воображения, которое мы считаем безграничным, и задуматься о слабости воображаемого, которое часто путают с мыслительной способностью. В ГУЛАГе, геноциде, концентрационных лагерях и атомной бомбе нет ничего невообразимого. Они — плод человеческого сознания, они укоренены внутри нас, их чудовищность подавляет нас. Они выше нашего понимания, они уничтожают наше стремление верить в человека и сталкивают лицом к лицу с нашей темной стороной. По сути, это самые законченные формы нашей неспособности убеждать. Высшая точка нашей творческой силы. Можно вообразить невообразимые вещи, например путешествие в пространственно-временном континууме, можно угадать числа Национальной лотереи, встретить идеальную женщину или совершенного мужчину, заниматься абстрактной живописью, сочинять музыку… Можно представить себе все, что угодно, но только не это. Не чудесное исцеление. Тут все зависит от случая или удачи.
Проходя по улице Шампольона, я мог видеть Вернера. Кабина киномеханика нависала над тротуаром. Он часто открывал дверь, чтобы было не так душно. Патрон Вернера выкупил соседний кинотеатр, и теперь ему приходилось обслуживать оба зала. Работы у него стало вдвое больше, но, поскольку сеансы не совпадали, он справлялся. Когда выдавалась свободная минутка, Вернер выходил покурить на порог. Мы обменивались несколькими словами, он предлагал мне бесплатно посмотреть фильм, но я чаще всего отказывался. Иногда Вернер сообщал членам клуба, что будет крутить шедевр, который никак нельзя пропустить, и мы шли, хотя сидеть в его узкой будке было неудобно, да и проекционный аппарат издавал противный стрекот. Если зал не был полон, Вернер уговаривал свою приятельницу-билетершу пустить нас на откидные места. Иностранные фильмы с субтитрами, которые шли в кинотеатре Вернера, были нудными и многословными. Он комментировал их, испытывая возбуждение и восторг киномана. Я не решался признаться, что мне это неинтересно, и перестал ходить по улице Шампольона. Вернер оказался человеком чутким, все понял и больше меня не приглашал. Есть книги, которые до определенного возраста детям читать не следует. И фильмы, которые лучше не смотреть. Их можно не понять, пройти мимо. На такие книги и фильмы нужно вешать табличку: «Не смотреть» или «Не читать, если не успел пожить».
26
У станции метро «Кардинал-Лемуан» я встретил Шерлока. Он оторвался от чтения «Фигаро» и смерил меня грозным взором. Правдоподобного оправдания я придумать не успел.
— Почему вы не на математике, Марини?
— У меня очень болит спина, мсье, я поеду в больницу «Кошен».
— Хорошо, дружок, я вас провожу.
— Это может занять много времени.
— Будем надеяться на лучшее. Принесите записку от родителей. Кстати, туда удобнее добираться на двадцать седьмом автобусе, а не на метро. Получится быстрее.
Он не ушел, пока я не сел в автобус. Когда я оказался на месте встречи, Франка еще не было. Два призывника играли в настольный футбол и ужасно веселились. Я положил монету в блюдце и встал на позицию.
— Один играешь? — спросил тот, что постарше.
— Ты против?
Я не играл три недели, но чувствовал прилив сил и какой-то новой, незнакомой энергии и, по примеру Сами, пустил в ход все средства и приемы. Я был профессионалом и «делал» соперников как хотел. Шарики щелкали в благоговейной тишине. Я выиграл семь партий подряд, не удостоив соперников даже взглядом, и почувствовал, что начал уставать. Кто-то положил мне руку на плечо, я обернулся и увидел стриженного под ноль Франка.