Клуб отъявленных негодяек
Шрифт:
Ника шла в столовую на второй завтрак. Первый она пропустила, потому что последнюю неделю решила каждый день отсыпаться, чтобы накопить часов сна на второй семестр. И, к удивлению, ей это удавалось. Ежедневно она просыпалась отдохнувшей и синяков под глазами в этом году пока не наблюдала. Нике стало казаться, что Оля зря предполагала, будто кто-то действительно воровал их силы. Хотя она сама убедилась в этом, когда они с Олей проводили ночной эксперимент в прошлом семестре. Но теперь, отоспавшись, Ника стала сомневаться в тех догадках.
[1]
33
Ника зашла на огороженную низким заборчиком территорию, где располагались столовая, медпункт и домики самых представительных сотрудников КОНа. Она не особо смотрела по сторонам, да и капюшон пуховика, натянутый по самые брови, сильно ограничивал обзор. Но вдруг краем глаза она заметила какое-то нестандартное движение, которое вряд ли было просто шевелением заснеженных ветвей на ветру, который был сегодня особенно сильным.
Не успев вычислить предмет этого беспокойства, Ника почувствовала, как в спину ей прилетел какой-то маленький предмет. Сквозь плотный пуховик это было практически не ощутимо. Предмет оказался снежком, так как, обернувшись, Ника не увидела ничего, кроме снега.
Тут же со стороны, откуда прилетел снежок, послышался смех, каким смеются только маленькие девочки.
Ника подняла голову и увидела Малышку. Сегодня ее наряд не был таким неопрятным и безвкусным, как в прошлые разы. Но, возможно, он просто скрывался под большим, во сто раз больше самой Малышки, пуховиком. Ее шапка тоже была розовой, как и варежки, с которых Малышка отряхивала снег, продолжая при этом хохотать.
Разумеется, Ника не могла злиться на Малышку и ее снежок. Она даже обрадовалась, увидев свою маленькую подружку.
— Малышка! — сказала Ника, приблизившись к ней. — Триста лет тебя не видела!
Малышка закончила с варежками и заключила Нику в объятия. Точнее только ее ноги.
— Триста лет? — озадачилась Малышка, когда с обниманием было покончено. — Это сколько же тебе всего лет?
Вопросы о возрасте Нике не нравились, хотя она не была тридцатилетней женщиной, которых дети до пятнадцати лет уже считают старыми бабками. Она даже призадумалась.
— Семнадцать. Но скоро восемнадцать.
— Скоро? — спросила Малышка.
— Ну-у-у, не прям. Тринадцатого мая.
Не очень скоро, но, как и в случае других неприятных дат, Нике казалось, что наступает она очень быстро и потому начинала заранее страдать по этому поводу.
— Ух ты! — сказала Малышка.
Ника сперва не поняла, чем вызван ее восторг. Но, наверное, для маленьких детей день рождение все еще веселый праздник.
— А у меня знаешь когда?
— Когда? — спросила Ника, удивляясь тому, что ей на самом деле интересно.
— Первого июня!
Даже от одного озвучивания даты своего рождения Малышка пришла в восторг. Она упала спиной на снег и стала размахивать руками и ногами, делая снежного ангела. В своем огромном пуховике Малышка напоминала
— И сколько тебе лет исполняется? — спросила Ника, в попытках поддержать разговор.
— Шесть, — донеслось откуда-то из-под снега.
Теперь Малышка села и стала сгребать на себя снег. Ника даже немного испугалась, что она сейчас погребет себя заживо. Но снег был рыхлым, а Малышка такой непоседливой, что уже в следующий миг вскочила. Она начала бегать, стараясь наступать исключительно в следы.
— Так ты с сентября в школу пойдешь?
Теперь Нике хотелось наградить себя медалью за свою смекалку в плане новых вопросов. Ника ожидала услышать от Малышки радостное «Да!». Но она почему-то посерьезнела, надув почти неестественно розовые губки.
— Да, — все-таки сказала она, но с интонацией противоположной к той, которую ожидала Ника.
— Ты не рада?
— Нет, — быстро ответила Малышка.
Для Ники это стало удивлением. Многие будущие школьники, даже сама Ника когда-то, радуются тому, что скоро пойдут на учебу. Ника была уверена, что активная Малышка тоже ждет с нетерпением свое первое первое сентября.
— Почему?
Теперь Ника отобрала бы у себя медаль. Во-первых, потому что ее вопросы стали казаться ей дурацкими. А во-вторых, — разговор явно перестал нравиться ее собеседнице.
— Потому что я не смогу больше так часто приезжать сюда, к папочке…
Малышка больше не бегала. Она замерла в последних следах, в которые наступила, и, вяло качая ногой, расчищала снег перед собой.
— Но зато, — тут же добавила Малышка, заметно приободрившись, — уже с июня мне больше не придется лежать в больнице! Антошка говорит, что к тому времени я полностью выздоровею.
Единственного Антошку, которого знала Ника, был сетью магазинов с товарами для детей. Поэтому она решила уточнить.
— Это мой врач. Он очень хороший!
На этом вопросы Ники, даже неприятные, иссякли. Да и кушать хотелось все сильнее. Малышка провела ее до столовой, отказавшись присоединиться к завтраку, потому что «мы с папочкой уже позавтракали!». Так что Ника ела в одиночестве. Это спровоцировало ее былые раздумья. Чем таким могут болеть пятилетние, здоровые на вид дети, чтобы им приходилось лежать в стационаре, но на выходные иметь возможность «приезжать к папочке»?
Следующая встреча с Малышкой оказалась менее радостной. Хотя начиналось все хорошо.
— Тук-тук, — сказал Дима, заглядывая в комнату номер четырнадцать.
Хотя он «постучался», Ника глянула на него злобно. Она не была готова принимать гостей. Все было в пределах приличий, но как раз десять минут назад Ника решила попрактиковать новые прически. Получалось отвратительно. Поэтому, когда в комнату заглянул Дима, Ника стояла перед зеркалом с несколькими кривыми маленькими косичками у лица, не понимая, что теперь с ними делать.