Клуб серийных убийц
Шрифт:
Бетти отпивает капуччино, и ко всем ее проблемам добавляются маленькие коричневато-белые усики из кофейной пены. Мне ужасно хочется потянуться и стереть их, но вместо этого следующие несколько минут я стараюсь вообще не смотреть на нее.
— Значит, Тони Кертис твой брат. А я не замечаю особого сходства.
— Он мне только наполовину брат.
— И на другую половину ублюдок. — Я веду себя так, как будто живу на свете последний день. Эта острота кажется мне истерически смешной, но я проглатываю свое веселье, когда вижу, что
— Извини. Это старая шутка. Я ее не придумывал, я только повторил. — Мне остается только надеяться, что Бетти нравятся невротики, потому что я как раз в невротика и превратился. Я хватаю салфетку и вытираю ее верхнюю губу — при этом мы оба даже не успеваем понять, где находимся. Она изгибает шею и откидывает голову назад, пытаясь увернуться от салфетки, но я полон решимости вытереть пену, так что слегка придерживаю ее за шею, промакивая губу салфеткой.
— У тебя пена… пена от капуччино. Смотри. Видишь? Вот. Смотри. — Я сую салфетку ей под нос, она опускает глаза и начинает кивать, слабо улыбаясь.
— Ах, да… Я вижу. Спасибо. Спасибо тебе. Надо было мне убить себя. Или Бетти.
Я на взводе, и эспрессо тут ни при чем. Я бросаю в рот кубик тростникового сахара и начинаю громко хрустеть.
— Знаешь, я никогда не говорил этого раньше, а может, и нужно было сказать. Или, наоборот, я был прав, что держал это при себе — я могу тебе доверять, Бетти?
— Доверять мне? — Теперь я пытаюсь смотреть на Бетти большими собачьими глазами в надежде, что ей нравится это в мужчинах. Ей нравится, чтобы он смотрел на нее, как преданный пес. С моей стороны это просто дикая догадка, но я просто чую в ней любовь к собакам.
— Ты рассказала мне про Тони, так что, думаю, могу рассказать тебе.
Бетти уже выглядит встревоженной.
— В чем дело, Дуглас?
— У меня крупные неприятности. Очень крупные. Понимаешь, тут… Просто я в полном дерьме. В полном дерьме, — я беру еще один кубик сахара и раскусываю его.
— Какие именно неприятности? Я продолжаю громко хрустеть.
— Один парень. Он превратил мою жизнь в ад.
— Что за парень? — голос у Бетти нежный и теплый.
— Ну просто… такой парень. Он никак не оставит меня в покое.
— А почему?
— Он не хочет.
Некоторые люди ломаются, когда на них давят, но только не я. Все волнения свалились с меня, как листья с умирающего дерева. У меня есть план, который покончит со всеми планами.
Я гений.
— Дуглас, — я замечаю, что смотрю прямо в теплые и мерцающие глаза Бетти, и понимаю, что мог бы сидеть так вечно, если бы она меня попросила. — Скажи мне, почему он не хочет оставить тебя в покое?
— Ну… я не могу.
— Дуглас… пожалуйста. Просто скажи мне.
Я молчу, чувствуя, как остатки сахара разъедают мои зубы. Может быть, когда-нибудь и мне понадобятся протезы — но, когда это случится, никто не обманет меня и не заставит покупать этот кошмарный цемент для протезов,
— Этот самый парень… он знает.
— Что знает?
— Он знает, что я делаю.
Бетти знает, что я делаю, по крайней мере, что я рассказываю об этом в клубе.
— А не может быть, что ты просто?.. Ну, понимаешь?..
Я медленно и печально качаю головой. Тяжелая голова на слабой шее.
— А почему нет?
— У него есть фотографии.
— И на них ты? — Я киваю. — Делаешь?.. — Я опять киваю. Потом кивает она. Медленно.
Мои большие собачьи глаза смотрят на нее из под собачьих тяжелых век. — Это… это многое объясняет. Насчет твоего странного поведения. .. — Я снова киваю, втайне радуясь, что мое представление возымело должный эффект.
— Ты еще кому-нибудь об этом говорил?
— Только тебе. И даже сейчас не знаю, почему решил признаться.
— Это ужасно, Дуглас. Как будто у нас и без того не достаточно проблем. Может быть, я могу чем-нибудь помочь?
Да-а — можешь убить для меня агента Вэйда.
— Это моя проблема. Я должен разобраться с ней сам.
— Я так понимаю, ему нужны деньги?
— Да. Деньги. В этом все дело. Деньги, которых у меня нет.
— Дай-ка мне подумать…
— Прошу тебя. Я не хочу никого впутывать.
— Слушай, Дуглас, непременно должен быть какой-нибудь выход, он же всегда есть. Сейчас ты слишком нервничаешь, слишком взвинчен… А со стороны все гораздо яснее. Я могу тебе помочь.
— Но зачем тебе это нужно?
— Потому что… потому что… Просто потому, что нужно. Не знаю почему, но я считаю такие вещи совершенно нечестными. Ты не должен этому подчиняться. Только не в твоем положении. — В каком положении? О чем это она? — В конце концов, ты очень симпатичный парень.
Я смотрю на Бетти и не могу поверить, что говорю с серийной убийцей. Очевидно, я просто не хочу верить в это, и с этого момента прекращаю думать об этом.
Теперь я вижу только, что передо мной сидит хорошая женщина с нежной белой кожей и в больших очках. Такую девушку я был бы горд назвать своей женой.
— Ты очень добрая женщина, Бетти. Ангел.
— Ну, не знаю, Дуглас…
— И тем не менее, Бетти. Самая добрая женщина из всех, кого я встречал.
Бетти вспыхивает, ерзает в кресле, отводит глаза. Я пользуюсь этой возможностью, чтобы наклониться к Бетти и тайком понюхать ее — не думаю, что она заметила.
— Лабрадор — верно?
Увэйдание
Агент Вэйд стряхивает пепел с сигареты на ковер в моей гостиной, и это его совершенно не смущает. Он смотрит вечерний фильм о том, как Джон Вэйн героически убивает сотни плохих парней. Однако он только наполовину сосредоточен на телевизоре, поскольку постоянно стучит правым указательным пальцем по клавишам пишущей машинки — как будто вымещает на ней свою ярость.