Клуб "Твайлайт". Часть 1
Шрифт:
Фальшивить Ксения тоже умела мастерски. Вадим отвернулся к воде, потёр переносицу, шепнул Ренату:
— Тролль восьмидесятого уровня.
Ренат еле слышно сказал:
— А я тебе что говорил. Берём? Это она, Коломбина. Характер точь-в-точь, как у Веры Алексеевны в книге.
— Ох, чувствую, наплачемся мы с ней.
— Я тоже… предвкушаю.
Артём мечтательно поглядел на разгорающийся рассвет:
— План по отлову девчуль на сегодня выполнен? Звоним Макару? Пусть приезжает с удочками и её в травму свозит.
— Дяденьки, у вас что, броманс[5]? — ядовито спросила Ксюша из-за его спины. — Один за всех
— Да! — хором ответили «мушкетёры», не оборачиваясь.
— Офигеть, — обескураженно протянула «Коломбина».
Ренат вздохнул, посмотрел на розовеющее небо, достал телефон и нажал контакт шофёра.
— Эх, хорошо, пацаны! — протянул Артём.
Он стоял в воде у берега, в самом илу, с брюками, заляпанными тиной. Вадим с Ренатом сидели с удочками на бетонных плитах и если и отличались от Олейникова степенью замызганности, то только в большую сторону. Артём побрел вдоль берега в поисках тихого местечка: болтовня друзей отвлекала его от сакрального процесса. На берегу на аккуратно сложенном пледе, с неодобрением поглядывая на заляпанное илом начальство, сидел Макар. В ведре у Рената плескался одинокий морской карасик. В другое время Вадим разозлился бы и ушёл вместе с Артёмом — он сам считал рыбалку священным, медитативным процессом, но в этот раз болтливость Муратова его даже радовала: в таком, немного взбудораженном состоянии Ренат был более открытым, менее склонным к уходу от разговора, а разговор назрел.
— И что там? — спросил Муратов, продолжая разговор с шофёром.
— Чистенько, но бедненько, — отчитался Макар. — Бабуля — божий одуванчик, еле ходит, пирожки, правда, ещё печёт, — шофёр негромко икнул. — Девчонка хорошая, бабушку любит, взбалмошная только. Всю дорогу меня допрашивала: кто вы и как. Спросила про вас, Ренат Тимурович, каких дам предпочитаете, постарше или помладше. Я сказал, постарше. Правильно?
— Да, — ответил Муратов. — Правильно. Не хватало ещё.
— И про вас, Вадим Денисович, спрашивала.
— В смысле? — уточнил Ярник. — Тоже про дам?
— Да. Женаты ли вы.
— О, — сказал Вадим многозначительно.
— Пресекать, поняли, — строго сказал Ренат. — Знаю я их, девчонок двадцатилетних… Как у неё с ногой?
— Врач сказал, неделя покоя.
— Покой, так покой. По крайней мере, в ближайшее время точно не сбежит. Адрес запомнил?
— Обижаете, Ренат Тимурович. На Кропоткинской, выше «Детского мира»
— Завтра заскочи в «Удачную покупку», собери корзинку: фрукты там, буженинку, шоколадки, завези.
— Понял, сделаю. Ренат Тимурович, я пойду к машине? А то волнуюсь, мало ли…там вас подожду.
— Хорошо, Макар.
Слышно было, как шофёр пробирается по воде вдоль забора и сдавленно ругается. Солнце ощутимо грело, но ещё не припекало. Вадим задумался, таращась на поплавок…
— … о тебе спрашивала, — услышал Вадим конец фразы.
— Я с ней так и не встретился, — посетовал Вадим, встряхиваясь и понимая, что Ренат говорит о Вере Алексеевне. — Неудобно как-то.
— Работает над сценарием Мутко наша. Дома у неё филиал курортной базы. Заезжал вчера. Детишки, четверо, с меня чуть скальп не сняли, у них даже томагавки были, хорошо, что пластиковые. Я б в такой атмосфере работать не смог, слишком весело…. Знаешь, Вадь, Вера Алексеевна… —
— Что?
— Ничего, — Муратов тряхнул испачканной глиной головой. — У меня бывает иногда. Вижу странности там, где их нет.
— Ренат, — Вадим решил, что лучшего времени для разговора у него не будет. — Ты хоть иногда… вспоминаешь… Марину?
Муратов повернул к другу расслабленное лицо, приподнял бровь, благодушно (к облегчению Ярника) спросил:
— Чего ты вдруг? Сто лет прошло.
— Да что-то… навеяло… Ксюша… тебе не кажется, что они похожи немного?
— Все девушки в восемнадцать-двадцать похожи, особенно, если симпатичные и поют… Может. Не знаю, — Муратов помолчал. — Видишь ли, Вадя. Давай объяснимся раз и навсегда. Во-о-он там, вдалеке, город, который я люблю. Он полон женщин. Разных: высоких, маленьких, худеньких, пухленьких, умненьких, дурочек… Однажды я спущусь к ним и выберу одну. Не знаю пока, какой она будет. Может, мягкой и ранимой, может, резкой и напористой, может, красивой, а может, обычной, молоденькой или зрелой. Я буду выбирать спутницу жизни и мать для своих детей, а когда выберу, утихомирюсь. Не надо ржать, Атос! Я всё решил: даю себе семь лет вольной жизни, а потом вью гнездо. Я люблю детей, я тоже хочу себе Маруську или Ванюшку, в индейцев играть, — голос Рената вдруг стал жестким и холодным: — Но клянусь тебе: ни одна из женщин, которых я отберу для самого главного кастинга в своей жизни, не будет похожа на Марину.
— Тогда почему…?
— Срываюсь? Когда-то я доверял Лёхе, как тебе, верил в нашу дружбу. Эта боль до сих пор со мной. Закроем эту тему и больше никогда… Давай собираться, время. Где там Портос?
— Хорошо, — скрывая радость, кивнул Вадим: всё-таки в отношении Муратова был прав он, а не Артём.
«Объяснились, как же!», — думал он, сматывая удочку. — «Если бы ты всё знал, убил бы меня ещё тогда».
Мергелевск, ЮМУ, 2006 год
— Вы где? — голос Рената в трубке был странным.
— В «Кактусе»! — прокричал Лёша в мобильный Вадима.
— Ждём тебя! — подтвердил Вадим, отходя к стеклянной стене бара, подальше от шума. На сцене стуком и звоном рассыпалось барабанное соло. — Что? А, хорошо!
Он вернулся за столик, пошарил в кармане куртки в поисках портмоне:
— Ренат просил взять ему два «Камикадзе».
Спелкин подпрыгнул на месте:
— Вбухаться на раз решил? Что там у него?
— Встреча с дядей. Что-то серьёзное, походу.
— Дядя денег дал? Не говорил?
— Лёха, имей совесть, мля! Тебе лишь бы бабло! Ренат в ауте вообще, а ты только о бабках! — возмутился Артём.
Спелкин что-то проворчал, ссутулился над столом, тонкими пальцами выбивая щелчками сигареты из пачки.
— Я пойду, возьму бухло, — сказал Вадим. — Кому что?
— Как Мурашке, — обиженно процедил Алексей.
Артём кивнул: ему то же самое.
У барной стойки стояла Марина — выглядывала кого-то в толпе, приподнимаясь на цыпочки. У Вадима гулко забухало сердце. Он как раз думал о ней. Он теперь всегда о ней думал. Вадим подошёл, небрежно кивнул, подвинув к себе барную карту, сделал вид, что выбирает выпивку. Марина поздоровалась, заметно занервничав. На ней были узкие голубые джинсы и легкий косой свитерок, открывающий одно плечо.