Клубничное искушение для майора Зубова
Шрифт:
И не один появляется!
Рядом с ним держится за руку… Сонька!
Правда, увидев меня, тут же бросает ладонь шпиона, мать его, и кидается ко мне с писком:
— Папочка!
Я обнимаю ее, сажаю на колени, Воротов спокойно проходит в кабинет. А генерал с изумлением смотрит на нас с дочерью.
— Это еще что? Зубов, какого хера?
— А с кем мне ее оставлять? — раздраженно бурчу я, — ее мать вы забрали. И не выражайтесь при ребенке. Пожалуйста.
Савин ошарашенно переводит взгляд с меня на Соньку, потом обратно, затем
Немая пауза заканчивается тяжелым выдохом Савина:
— Цирк с конями, черт…
Скорее всего, он хочет высказаться гораздо грубее, но идет мне навстречу, не ругаясь при Соньке.
— Откуда ты ее привел? — спрашивает он, наконец, у Воротова.
— Из коридора, — пожимает тот плечами, — я ее узнал, это дочь подруги моей сестры, Марии. Вы должны ее помнить.
Генерала основательно перекашивает, судя по всему, он Машку прекрасно помнит. И помнит, сколько геморроя из-за нее поимел. Я при этом уже не присутствовал, меня значительно раньше услали в африканские ебеня, но слухами земля полнилась…
— То есть, Кудрявцева и тебя знает? Это что за ебанн… Санта-Барбара?
— Нет, подозреваемая меня не видела никогда, но я ее видел, на фотографиях, которые присылала сестра. И девочку тоже видел. — Все так же равнодушно, словно робот, информирует Воротов.
— А в коридоре она с кем сидела?
— Одна. Под присмотром охраны.
Савин переводит взгляд на меня:
— Ты, Зубов, просто отец года, бл… Черт! Ладно, свободен, иди дочь домой вези.
— Она посидит, дождется, когда ее маму освободят, — упрямо отвечаю я, не двигаясь с места.
Сонька, осознавая важность момента, тоже сидит тихонько, только глазками внимательно стреляет по сторонам. Моя девочка.
Савин, естественно, совершенно не привыкнув к такому со стороны подчинённых, набирает воздух в грудь, чтоб отправить меня подальше, и, возможно, при помощи охраны даже, но Воротов перебивает начальственный настрой, выкладывая на стол документы.
— Как я и предполагал, самодельный жук. Поставлен сравнительно недавно, причем, не только там, но и еще в нескольких машинах, включая машину начальника лаборатории. Технология, насколько я могу судить, а точнее скажут эксперты, другая, отличается от того, что было полгода назад. Тогда имел место быть просто банальный слив, причем, на старых носителях. А здесь совершенно другая система.
— Кудрявцева все же? — интересуется Савин, просматривая данные.
— Не думаю. Теоретически, у нее был доступ ко всем машинам, где найдены устройства, и установка произошла примерно в то же время, когда она приступила к работе в Центре…
— Это не она! — вмешиваюсь я, не выдерживая.
О чем они, блядь, говорят?
Сонька вздрагивает от моего рыка, а затем успокаивающе кладет ручку мне на предплечье.
— Папа, не кричи…
Савин косится на меня:
— Зубов, свободен. Завтра с утра
— Я не уйду без жены!
— Хорошо, Зубов. Тогда ты к ней сейчас присоединишься, — жестко отвечает Савин, — а девочка твоя пойдет в детскую комнату. А потом в спецприемник. Хочешь? Нет? Домой!
Я ловлю внимательный взгляд Воротова, затем подхватываю Соню на руки и молча выхожу из кабинета генерала.
Даже дверью не хлопаю.
Воротов
Воротов появляется у меня уже поздно ночью.
Я успеваю уложить Соньку, без конца спрашивающую, где мама и когда она придет. Каждый такой вопрос бьет меня по морде сильнее, чем любой реальный противник.
И заставляет бессильно сжимать кулаки. Потому что ударить в ответ некого.
Впервые я ощущаю себя настолько беспомощным.
Вроде как жизнь меня не раз раком ставила, начиная с того пожара, где погибла мама, и заканчивая недавними событиями в Африке…
Но никогда, вот никогда я не чувствовал себя… Настолько никчемным, что ли?
Ненужным.
Моя Клубничка, моя девочка сидит сейчас в камере, с ней разговаривают разные ублюдки, а уж я прекрасно знаю, как они могут вести допросы, как они могут давить, унижать, запугивать…
Она сидит там. Совсем одна против них, и я нихрена не могу сделать!
Вопрос: нахера мне все мои звания, регалии, опыт этот блядский? Если я не могу вмешаться, когда это необходимо?
Соня сонно ворочается во сне, кривя губки. Сейчас заплачет!
Подхожу к ней, присаживаюсь на корточки перед кроватью.
Глажу по мягкой нежной щечке.
Маленькая такая. Очень маленькая. Особенно на контрасте с моей здоровенной кроватью. Плотнее укутываю ее одеялом, подкладываю со спины подушки, чтоб было удобней.
Дыхание выравнивается, бровки разглаживаются.
Так на Клубничку похожа.
Черт…
Иду на кухню, заваривать кофе, прикидывать, чем кормить дочку завтра с утра, перед садом, короче говоря, все, что угодно делаю, лишь бы не думать, как себя чувствует моя Клубничка сейчас.
Тихий стук в дверь отвлекает.
Подхожу, смотрю в глазок. Усмехаюсь, открывая дверь.
Я ждал его. Еще с того момента, когда взгляд поймал в кабинете начальства.
Воротов заходит, разувается, взглядом спрашивает, куда идти.
Показываю на кухонную зону.
Проходит, садится.
Берет мою кружку с кофе, отпивает. Щурится нахально, зная, что я сейчас и слова против не скажу. Щенок наглый.
— Нормально все, не кипишуй.
Голос у него совершенно не похож на тот бесстрастный тон робота, которым он разговаривал у Савина в кабинете. И на немного заискивающий баритон Сосновского Максима тоже не тянет. Сейчас передо мной нахальный парень, тот самый, что наплевав на опасность и мнение куратора, приехал в провинциальный город спасать свою сестру-близняшку. Машку-неваляшку.