Клубный маньяк
Шрифт:
Пятое:
• Возвращаемся к личностям убитых. Нормального профайлера у нас нет, мы не в телесериале живем. Но от психологии никуда не уйти. Говорить, что между убитыми нет ничего общего, – ошибка. Их объединяет личность преступника.
• По совпадению или нет, все три были незамужними и молодых людей у них тоже не было. Вопрос: знал ли про это убийца? Если да, то каким образом, если никаких следов в переписках нет (кстати, надо проверить еще раз, действительно ли этих следов нет)?
Шестое:
•
• Возможно, сами клубы – фоновая деталь мозаики, а возможно, во всех них есть что-то, что становится определяющим.
И седьмое:
• Нам придется с тобой посетить хотя бы один из этих клубов.
• Можно начать с того, где последний раз была Елена. Антонов сообщил, что в ближайшую пятницу у них будет очередная вечеринка. Не знаю, что мне нужно сделать, чтобы стать похожим на этих молодых людей: для меня они – прожигающие жизнь подростки.
• Подумай, какой образ мы можем принять и в какую легенду вжиться, чтобы нас не раскусили уже на входе.
• Сейчас среда. У нас два дня. Мужем и женой мы точно не будем. Реши сама.
• Надежды на то, что Антонов сможет найти убийцу до этого времени, у нас нет. Он хороший полицейский, возможно, один из лучших, но, к сожалению, он не чудотворец.
Можно ли оправдать убийцу?
Судьба полицейского – искать всю жизнь баланс, потому что иначе работа затянет как болото. Полицейская трясина. И пение ее мегер лукаво: «Ты спасаешь мир, а каждую минуту, что бездействуешь, порождаешь мрак». Не такими словами, конечно, но в целом итог чаще всего один – загнанные следователи. Погребенные под горой мрачных воспоминаний и грузом нераскрытых дел.
Тимофей не строил иллюзий – он не лучше многих. И, по большому счету, совсем отключиться от работы он даже по условиям трудового договора не мог – его телефон все время должен быть включен, иногда звонки раздаются даже ночью. Но внутри его самого что-то сохраняло стойкость – возможно, здоровая доля равнодушия?
По крайней мере, сейчас, после рабочей встречи с Варварой, он со спокойной совестью решил пройтись. Одна из его привычек – подышать вечерним воздухом, посмотреть, как меняется город, как живут люди, попытаться понять, каково это – быть частью такого мегаполиса, как Москва.
Сравнения на ум приходили самые разные.
Иногда люди вокруг казались механическими роботами. Особенно если ему удавалось оказаться на улицах в час пик. И тогда он озирался по сторонам и не мог увидеть ничего, кроме серых глаз и серых одежд – пускай на самом деле они были и не серыми.
А иногда он поражался тому, как люди боятся оставаться в реальности. Или почему тогда каждый второй смотрит в свой смартфон – даже на ходу. Словно в этой квадратной штуковине сокрыты все секреты мира, и без нее человек вдруг перестанет
А порой радовался, если удавалось разглядеть посреди городского лабиринта живое лицо – такие люди казались ему чуть ли не святыми. Потому что если не так, то как им удалось посреди всего этого мельтешения, шума и гама, посреди агрессии, которую, видимо, не убрать из города никогда, сохранить в себе что-то по-настоящему человеческое?
Хорошо, не святость. Но по крайней мере одаренность от Бога.
Но в основном все, что он наблюдал вокруг себя, – это бесконечный ПРОЦЕСС города, который был запущен когда-то давно и который живет с тех пор своей жизнью на этом огромном пространстве, которое кто-то называет Москвой, а кто-то местом, из которого совсем скоро исчезнет что-либо живое.
В этот раз он шел по Сретенке. Позади остался белый храм Живоначальной Троицы в Листах и перекресток с Садовым кольцом. Справа и слева через каждую пару сотен метров возникали переулки. Часть из них вела в сторону Чистых Прудов, а часть – вниз, к Цветному Бульвару. Впереди Бульварное кольцо, которое, в отличие от Садового, действительно осталось бульварным: смесью тысяч машин и тысяч деревьев.
Пара молодых людей обогнала Тимофея на электрических самокатах.
Две женщины увлеченно говорили о чем-то.
Мужчина с маленькой собачкой.
На крышах несколько голубей готовились ко сну (где же они спят?).
В небе – последние остатки солнечных лучей. Почти стемнело. Луны нет. Возможно, новолуние, а возможно, матовые вечерние облака. Тут уж не разберешь.
Навстречу ему шла молодая девушка. Почти нет косметики. Длинная юбка. Лицо сосредоточено. Тимофею она показалась почему-то необыкновенно красивой. А вдруг это его призвание – оставаться одиноким? Или он просто раз за разом упускает свой шанс? А может быть, у судьбы на него особенные планы, и все главное в его личной жизни еще не случилось? В конце концов, ему едва за сорок. Самый расцвет для мужчины.
Вечером, добравшись до своей квартиры, он пробовал немного почитать. Но мысли возвращались к трем девушкам, которых кто-то лишил жизни.
С ума сойти, куда могут привести человека внутренние заблуждения и слепая убежденность в собственной правоте! Конечно, все они – убийцы и преступники в целом, – находятся в своей собственной реальности, не той, в которой живет большинство. И каждый из них находит для себя оправдания. Но самое чудовищное, что для некоторых из них оправдание действительно можно найти.
Тимофей не раз задумывался о том, как загадочно устроена жизнь. И мысли эти порой приводили его к таким выводам, что он сам пугался: имеет ли право полицейский думать в этом направлении?
Взять, к примеру, детские травмы, которые таятся за спиной 99,9 % серийных убийц. Человечество выбрало достаточно удобную позицию: считать всех маньяков априори злодеями, не имеющими права ни на какое сочувствие. В общем, так оно и есть: убитых не вернешь, и сбалансировать ситуацию можно только наказанием, желательно суровым.