Клубок 31
Шрифт:
Я прощаю её – ту, которой уже нет. Вместе с рыданиями уходит злость, бессилие и смирение. Я отпускаю их, оставляя себе только теплоту, любовь и силу, которые она мне дарила. А ещё – спокойствие…
Она – моя бабушка.
Кадры в голове сменяются. Именно в них возрождается моё прошлое.
***
Ну, вот, куда теперь? Как узнать, где они будут стоять?
Я был на распутье. Можно пройти через стадион, но там почти не ходят взрослые, и, если они всё-таки
Ещё можно через дворы. Хм-м-м… Наверное, так лучше.
Или всё же через магазин? Там много людей, там все ходят. С одной стороны, и взрослых больше… Ну, а если кто из одноклассников увидит? Да и Тотик там идти может. А если ещё и он к этим дебилам присоединиться, то на мне точно живого места не останется…
Всё-таки надо идти через дворы, там есть вероятность, что не увидят.
Я свернул с широкого тротуара, по которому почти каждый день ходил в школу, во двор пятиэтажки, в которой живёт мой лучший друг Лёшка. Жалко, что он сегодня в школу не идёт. Хотя, тогда наверняка и ему достанется, если что.
Не понимаю, что я им сделал?! Ни с того, ни с сего. Видите ли, им не понравилось, как я иду, и денег у меня с собой не оказалось. Только за это? И за то, что я слабак! Это они мне уже сами сказали. Но ведь я же их не трогаю! Ну почему?!
Мне стало так обидно! Глаза сами начали увлажняться. Надо дышать, чтобы не заплакать.
Сквозь слёзы я увидел впереди две фигуры. Они меня тоже заметили. Одна была в голубой куртке. За это мы с братом назвали его «голубицей».
Голубица и его друг (я не знал их имён, знал, только, что они учатся на два класса старше меня – в шестом) стояли в проходе между домами, за которыми находилась школа.
– Мы своё обещание выполнили – нашли тебя. Теперь иди сюда, чертило, – ухмыляясь, сказал второй, у которого не было прозвища. Он явно был старш'oй среди них, а Голубица просто придатком к нему, шестёркой.
«Чертило! Иди сюда! Нашли тебя!» – скакали его слова в моей голове.
Что-то вдруг случилось. Резко. Быстро. Я не понял, что…
Я просто пошёл к ним, с каждым шагом всё ускоряясь. Обида и страх заполонили меня полностью, без остатка. Теперь я плакал по-настоящему, не скрывая себя, не стыдясь. Бежал и плакал…
И уже не мог разобрать их лиц, только силуэты. Опять силуэты.
Я с разбегу напрыгнул на второго (того, что без прозвища) и повалил наземь. Затем, усевшись сверху, я взял его за шкирку и начал приподнимать и резко бросать на землю, даже не видя, как его голова беспомощной тряпичной куклой глухо падает на асфальт.
Я кричал. Я ревел. Ревел и кричал!
А потом начал бить, видя перед закрытыми глазами его ухмыляющуюся, приторную морду. Начал бить. В лицо.
– За что?! Что я вам сделал?! За что вы меня?! За что?! – орал я, снова и снова нанося удары.
Подо мной этот тоже пытался кричать, звать друга на помощь, но я обрывал его крик кулаками.
– Дима! Дима! Убери его! Дима!..
Мне
Дерьмо!
А я бил, ревел, кричал, боялся…
Только когда этот, без имени, замолчал, я, остановившись, тяжело дыша, открыл глаза. Первое, что я увидел – свои руки.
Они были красными.
И только тогда я понял, ЧТО произошло – Я СДЕЛАЛ ЧЕЛОВЕКУ БОЛЬНО!
Это был первый раз, когда я по-настоящему кого-то ударил! Я причинил вред! Я сделал больно!
Что я натворил?!
Он лежал на земле, боясь открыть глаза. Или просто не мог сделать этого.
Каждый его вздох был виден – из ноздри, медленно возрастая, появлялся большой красный пузырь и, лопаясь, разносил красные брызги по лицу.
СДЕЛАЛ БОЛЬНО!!!
Сколько раз они меня били? Сколько раз, упав, я ждал, прикрыв лицо руками, когда удары прекратятся? Сколько раз я видел распахнутые от ужаса глаза бабушки, смотрящие на мое виновато улыбающееся лицо-месиво? Сколько раз я не чувствовал боли, пока грязные ботинки искали мою улыбку?
А сейчас он лежит! Он чувствует боль!
И Я СДЕЛАЛ ЭТО!
Вдохнуть не получалось.
Шаг назад. Ещё один…
– Извини, – только хриплый шёпот смог вырваться из меня, – Извини. Я… Я не хотел. Слышишь?! Извини! Я не мог! Не хотел!!! Извини…
Я не хотел, но меня заставили.
***
Холода не должно быть. Почему же тогда дрожь по телу?
Я когда-то человеку сделал больно. Давно. Очень давно. Человеку, который только и мог причинять боль другим.
А я не мог. Тогда не мог. И нёс его боль сквозь года. Сквозь близких и чужих людей. Нёс в себе, внутри, не умея от неё скрыться. И каждую секунду вносил его боль в свою жизнь.
Люди были со мной и не знали, что одновременно общаются с его болью, соединившейся, слившейся со мной, ставшей частью меня самого.
Я их обманывал, говорил: «Это я!», а на самом деле это была его боль, мои обиды, непонимание, страхи… И немного меня самого. Совсем чуть-чуть.
Все эти годы я пытался ответить на тот вопрос.
ЗА ЧТО?
Искал ответы в нужных книгах, в умных людях, и в других – в таких же, как тот, без прозвища. Но тщетно: куда бы я ни направлял свой взор, везде был путь, ведущий в интеллект, в логическое объяснение. Будь то не любящие его родители или мое неумение отстоять свою свободу, моя трусость.
Тщетно…
Рассудок здесь непричём, есть только сердце. Только оно позволяет освободиться.
«Понять – значит простить», – твердили веками.
Чушь!
Простить – значит простить. Открыть сердце. Признать и принять прошлое. Разрешить себе быть таким, каков был, а значит, каков есть.