Клубок 31
Шрифт:
ВСЁ! Компромиссов быть не может.
Я во всё это, конечно же, верю. Но с одной оговоркой – судьбой управляют не боги, а прошлое. Прошлое и есть судьба. Всё будущее предопределено минувшим.
Если я захочу узнать, почему со мной случилось что-либо, развернусь на сто восемьдесят градусов, прищурю глаза и всмотрюсь. Там будет ответ.
Я верю в судьбу.
Но не сейчас… И не со мной. Она невластна в настоящем. Она хозяйка прошлого и тех, кто в нём живет. А я живу здесь и сейчас. По крайней мере,
Но для начала нужно сделать одно ДЕЛО, на которое придётся потратить драгоценные минуты. Как же мне этого не хочется!
Хочется, как всем, чтобы всё и сразу. Только сел за фортепьяно – и мгновение спустя пальцы сами отправились в путь, с лёгкостью находя заветные клавиши и создавая изящные звуковые арабески.
СРАЗУ!!!
Без труда и затраченного времени. Без ошибок.
Но нет, на этот раз я не позволю остановить себя, никому и ничему. Даже страху, заставляющему пасовать перед любой, даже малейшей трудностью, преградившей дорогу. Не позволю!
Я должен ЭТО сделать! Я должен. Я хочу…
Моя цель – раствориться в настоящем, впервые научившись жить в нём. А для этого нужно распутать клубок прошлого.
Хм-м… Интересный парадокс получается: хочешь жить сейчас – уничтожь прошлое.
Прошлое. Оно есть. Есть всегда. От него нельзя избавиться, но можно иметь в виду, учитывая. Оно не должно властвовать над человеком, а обязано быть всего лишь его частью. Частью, которую принимают с покорностью и благодарностью.
Вот что действительно нельзя изменить – это прошлое. Вот где на самом деле – жребий, фатум, беспощадный рок. Остаётся только смириться и принять.
«Но я-то здесь, я живу сейчас…» – вот правда, которую нужно принять!
Нужно? Смириться? Принять?
К чёрту! Нельзя изменить? Было нельзя. Теперь можно. Что-то сломалось в устройстве Вселенной, и я не ушёл, когда должен был. Теперь я не в этом мире и не в том.
Погрузить руки в плоть тумана, скрывающего меня и, схватив его, разорвать на части. Тем самым открыв обзор, чтобы можно было осмотреться.
Мой клубок длиной в 31 год вдруг остановился, прекращая отсчитывать секунды. 31 – столько я живу на свете, и ровно столько мне предстоит пройти, отматывая время назад, чтобы добраться до первого вздоха, став чистым листом.
Что находится за гранью жизни, я уже узнал. Осталось посмотреть в глаза началу начал. Посмотреть, ЧТО находится ТАМ, за отметкой номер ноль…
***
Справа, на тумбочке, как всегда, лежали пачка «Честерфилда лайт» и пепельница с пивным именем «Балтика».
Я легко нашёл силы сесть на край кровати, подвинуть поближе пепельницу и поджечь сигарету.
М-м-м…
Затяжка, как в первый раз. Хотя, если подумать, то это и была моя первая затяжка в жизни. Жизни заново.
Я по традиции закашлялся. Но это нисколечко не омрачило того наслаждения, что я получил от бледно-тлеющей сигареты с запахом
Как будто на самом деле впервые, я начал крутить красивую пачку в руках. Под самым названием тускло виднелись напоминалки – «Минздрав предупреждает…», «…причиной раковых заболеваний!».
Зачем это мне? Чтобы я боялся? Или это такое проявление заботы?
Хренотень какая-то! Как может быть вредно то, что приносит столько удовольствия?
Как бы в отместку правильной и приторно-скучной надписи я смачно затянулся, затем медленно выпустил густой дым в просторы сумеречной комнаты. Дым красиво извивался, будто танцуя, принимал причудливые формы и исчезал в потолке.
Ещё одна затяжка.
Вредно то, что мы считаем таковым. По-моему, ещё ни один человек не умер от переизбытка чего-нибудь, что дарит истинную радость. Наркотики и бухло не в счёт – это всего лишь суррогаты реальной жизни. Они к радости никакого отношения не имеют.
Несомненно, сигареты тоже могут убить. Точнее будет сказано, не убить, а помочь человеку убивать себя. В этом случае курево будет лишь помощником в достижении цели, инструментом.
Помогает убивать всё, что перестает приносить удовольствие, а становится лишь данью традиции, обязанностью, которую не можешь не выполнить.
Ещё… С наслаждением…
Ху-у-у… И дым опять лениво перебирается к потолку. Там ему, видимо, интереснее.
Помню, как-то спросил у Фатимы:
– Слушай, Фатим, – говорю я ей, – Ты же врач, в реанимации работаешь, много людей у тебя на руках умирает, а ты своей жизнью совсем не дорожишь: по две пачки в день выкуриваешь.
– Знаешь, – ухмыльнулась она той противной улыбкой, какая получается только у неё, – Именно потому, что я повидала столько смертей, не боюсь этой гадости.
И покосилась на пачку, лежавшую неподалёку.
– Когда привозят стариков стародавних лет, всю жизнь дымивших, как неисправные паровозы, и пьющих, что под руку попадёт… Привозят из-за того, что по оплошности топором себе по ноге заехали, а вслед за ними – сопляков двадцатилетних, сигарет и водку на дух не переносящих, с раком лёгких или желудка. Где здесь истина? И при чём здесь сигареты? И, тем более, при чём здесь грёбаная медицина? Из-за этого я часто себя спрашиваю: «А что я, чёрт возьми, здесь вообще делаю?». Может, ответишь на них, раз такой умный?
Тогда я был умный, поэтому не придумал, что ответить. Пришлось молчать.
– По-моему, – после минуты задумчивости продолжила она, – единственный вред от сигарет – это когда дым попадает в глаза. Да и это совсем уж вредом назвать сложно. Дым попал, глаза начинает щипать, они слезятся, и чувствуется своеобразная боль. А боль, в свою очередь, помогает понять, что ты – живой.
Последний раз затянувшись, я потёр слезящийся глаз и остаток сигареты затушил в пепельнице. Тушил долго, с увлечением и удовольствием не меньшим, чем курил.