«Клубок» вокруг Сталина

Баландин Рудольф Константинович

Кому-то, замороченному «перестроечной» пропагандой, может показаться, что это все цифры, не отражающие реальность потому, что в те времена свирепствовал террор «безучетный» и расстреливали по единому доносу или смутным подозрениям сотни тысяч и миллионы людей. Это, конечно же, не так. Каждый человек — заключенный или приговоренный к высшей мере — был на счету, за него отвечали следователи, судьи (порой — ценой собственной жизни).

Приведенные выше цифры даны за 33 или 32 года. И за этот огромный срок расстрельных приговоров было менее 0,7 млн., а политзаключенных — менее 2,4 млн. человек. А сколько убежденных

врагов советской власти было в эти годы в СССР? Или все члены запрещенных партий и представители эксплуататорских классов с пением «Интернационала» дружно включились в строительство социализма, а во время Великой Отечественной войны не сотрудничали с гитлеровцами? Нет, не менее десятка миллионов граждан СССР в эти годы были враждебно настроены к советской власти, а часть из них — были ее убежденными врагами.

Были ли среди репрессированных невиновные? Можно заведомо сказать безусловно были; как есть и будут невинно осужденные в любой стране в любое время, если только это не карликовое государство, где преступников насчитывают десятками, а то и единицами.

Наконец, есть еще одна проблема: ГУЛАГ был, как нередко пишут, «машиной истребления» (некоторые договариваются до того, что сравнивают ГУЛАГ с фашистскими концентрационными лагерями). В таком случае какая разница между приговоренными к расстрелу и замученными в лагерях, погибшими там от голода, холода и болезней?

На этот счет тоже имеется официальная достоверная статистика. Оказывается, до 1938 года число бежавших из ГУЛАГа было в 2–2,5 раза больше, чем умерших. А умирало…

Признаться, показатель смертности в сталинских лагерях выглядит неправдоподобно низким. Для контроля мы справились на этот счет у одного военврача, находящегося на пенсии, интересовавшегося этим вопросом профессионально, а по своим убеждениям относящегося к пассивным «демократам», а не коммунистам и тем более сталинистам. Он подтвердил приведенные ниже официальные сведения.

У этой таблицы есть несколько удивительных на первый взгляд особенностей. Прежде всего поражает сравнительно низкая смертность, которая в 1936 и 1932 годах составила 2,5 и 2,6 %. В конце XX века, в период «расцвета демократии» и правления Ельцина, в России общая смертность населения подскочила примерно до 2 %, то есть приблизилась к той, которая существовала в ГУЛАГе еще в те далекие времена, когда в мире не использовали пенициллина и многих других лекарственных препаратов.

Странным кажется неожиданный всплеск смертности в 1938 и 1941 годах. Что бы это значило? Переход к лагерям уничтожения? Но почему тогда в 1939 и 1940 годах смертность заметно снизилась?

Ответ, как нам кажется, помогает найти последняя графа таблицы, где показан процент бежавших из лагерей. До 1938 года он был очень высок: от 11 до 6 %. И вдруг сразу уменьшился в 20 раз. И в то же время в 2,5 раза возросла смертность. В 1941 году всплеск лагерной смертности не сопровождался уменьшением и без того мизерного процента беглецов. По-видимому, в число умерших включены те, кто был расстрелян при нападении фашистов в лагерях, расположенных на западе страны. Причем тогда расстреливали, как рассказывали свидетели, прежде всего «политических», опасаясь, что они перейдут на сторону врага.

А чем объяснить рост смертности в 1938 году? Судя по малому количеству убежавших — ужесточением лагерного режима в связи

с широким распространением побегов… Начались, по-видимому, расстрелы «при попытке к бегству» или после того как беглец-рецидивист был вновь задержан.

Интересные данные приводит В.Н. Земсков относительно динамики уровня образования заключенных за период с 1934 по 1941 год. Удельный вес малограмотных за этот период снизился с 42,6 % до 28,3 %, а численность заключенных с высшим образованием увеличилось в среднем в 5 раз.

«Эти данные говорят о том, — делает вывод Земсков, — что опережающими темпами в составе лагерных, заключенных росли численность и удельный вес интеллигенции. Недоверие, неприязнь и даже ненависть к интеллигенции — это общая черта коммунистических вождей. Практика показала, что дорвавшись до безграничной власти, они были просто не в силах удержаться от соблазна поглумиться над интеллигенцией».

Прежде всего хотелось бы заметить, что слишком формально подошел уважаемый автор к понятию «интеллигенция», причисляя сюда только тех, кто получил высшее образование. Тут бы употребить хотя бы западное «интеллектуал» (хотя получение диплома еще вовсе не гарантия наличия высоких или даже средних интеллектуальных способностей). Но главное не в этом.

Упрекать Сталина в «зажиме» интеллигенции или, тем более, «глумлении» над ней нам представляется несправедливым. Ведь именно благодаря его политике население России из преимущественно безграмотного или малограмотного превратилось в народ с едва ли не самым высоким интеллектуальным потенциалом в мире. И не заемным, как у американцев, а собственным. Как бы это могло произойти при недоверии или ненависти к людям с высшим образованием?

Есть люди с высшим образованием, использующие свои знания на деле, в труде; а есть и «образованцы» (кажется, выражение А.И. Солженицына), стремящиеся заполучить работу полегче, пристроиться на «тепленьком» местечке, где есть возможность прикарманивать государственные денежки, различные материальные ценности или перейти на руководящую партийную работу. Не секрет, что подавляющее число экономических преступлений совершают люди с достаточно высоким уровнем образования.

Итак, как нам представляется, возрастание числа людей с высшим образованием в ГУЛАГе с 1934 по 1941 год объясняется прежде всего общим повышением уровня образованности в стране. Кроме того, сказывалось увеличение доли экономических преступлений. Очень существенно и то, что основной вал репрессий прошелся по «высшим слоям» советского общества, захватил множество руководящих работников в разных отраслях, а прежде всего в ОГПУ-НКВД и армии, но более всего — в партийных органах. Это лишний раз подчеркивает тот факт, что репрессии были не против народных масс, а против партийно-государственных руководящих работников.

Интеллигенция при этом тоже страдала, но в меньших масштабах. А то, что недоверие к «образованцам» было вполне оправданно, показывает неопровержимый опыт «перестройки», развала и расчленения СССР, стремительного обнищания России за счет невероятного по масштабам и беспрецедентного в мировой истории вывоза капиталов и национальных богатств за рубеж. Все это осуществили, а также обеспечили «интеллектуальной» и пропагандистской поддержкой именно широкие слои «образованцев», людей особенно склонных не только к обману, но и самообману.