Клубок [Западня]

Чейз Джеймс Хедли

Трубку сняли после первого звонка.

– Резиденция мистера Марло, – ответил мужской голос с чистым английским произношением. – Простите, с кем я говорю?

– Позовите, пожалуйста, мисс Марло, – попросил я. – Это Джерри Уильямс.

– Одну минуту, мистер Уильямс. Я только узнаю, может ли мисс Марло подойти к телефону.

Я ждал, затаив дыхание.

– Да? – послышался в трубке голос Одетт.

– Нас никто не подслушивает?

– Нет. Все в порядке. Привет. Гарри, – беззаботно защебетала она. – Ты единственный мужчина, который посмел

ударить меня. У тебя железный характер.

– Я знаю. Смотри, чтобы этого больше не повторилось. Ты помнишь, что надо делать? Я подъеду к «Пиратской хижине» через двадцать минут. «Паккард» я поставлю в крайнем правом ряду. Платье будет на заднем сиденье. Ты ничего не забыла?

– Все помню.

– Тогда в путь. Я жду. – И я повесил трубку.

До «Пиратской хижины» я добрался за четверть часа. На стоянке было много машин, но мне удалось поставить «паккард» в крайний правый ряд, как я обещал Одетт. К счастью, ресторан не держал на стоянке служителя. В зале кто-то играл на пианино и пел. Сквозь окна я видел, что в баре полно народа.

Я сидел в «паккарде» и ждал, вздрагивая при появлении каждой новой машины. Наконец, в двадцать пять десятого я увидел белую «Т.Р.». Она въехала на стоянку и остановилась в двадцати ярдах от моего «паккарда».

Одетт вылезла из кабины, в белой курточке поверх алого платья, и огляделась.

Я высунулся из окна и помахал ей рукой. Дождь усилился. Она махнула мне в ответ и быстрым шагом направилась к ресторану.

Я открыл дверцу, выбрался из «паккарда» и подошел к ее машине. На сиденье лежал чемодан. Я посмотрел направо, налево, убедился, что никого нет, затем взял чемодан и отнес его в «паккард».

Одетт тем временем прошла в бар, что-то сказала бармену. Тот покачал головой, и она отошла от стойки.

Я взглянул на часы. Самолет в Лос-Анджелес вылетал в половине одиннадцатого. Времени нам хватало. Билет я заказал по телефону на имя Энн Харкаут. Девушке, принимавшей заказ, я сказал, что билет будет оплачен в аэропорту. Также по телефону я заказал номер в маленьком отеле в Лос-Анджелесе. Как-то раз я останавливался там сам. Отель находился далеко от центра, в тихом районе.

Одетт вышла из ресторана, и у меня екнуло сердце. За ней следовал какой-то мужчина. Он пытался схватить Одетт за руку и утащить обратно в зал. В темноте я лишь различил, что он невысок ростом, толст, в светлом костюме.

– Постой, детка, – радостно верещал он, – давай повеселимся. Я – один, ты – одна, отпразднуем наше одиночество.

– Отстаньте от меня! – взвизгнула Одетт. – Не прикасайтесь ко мне. – В ее голосе слышался испуг.

– Не спеши, детка, – не унимался толстяк. – У нас впереди целый вечер.

Я понял, что ситуация осложнится, если она не сможет отделаться от пьянчужки. Вмешиваться я не решался. Вдруг он был не так уж и пьян? Начни полиция расследование, он мог бы опознать меня.

– Отстаньте от меня! – повторила Одетт и прямиком поспешила к «паккарду».

Я чуть не крикнул, чтобы она держалась подальше от моей машины. Пьяница

мог запомнить ее. Но Одетт шла к правому ряду.

После короткого раздумья толстяк двинулся следом. В конце концов ему удалось схватить Одетт за руку и развернуть к себе лицом.

– Эй! Почему ты так сурова со мной, детка? Пойдем назад. Я угощу тебя чем-нибудь вкусненьким.

Одетт влепила ему пощечину.

– А, так ты дерешься, – прорычал пьяница, рванул Одетт на себя и попытался поцеловать.

Тут мне стало ясно, что одной ей не справиться. Одетт вырывалась, но пьяница был куда сильнее ее. Хорошо хоть, что ей хватило ума не кричать.

В ящике приборного щитка «паккарда» у меня всегда лежал тяжелый фонарь. Я достал его. Длиной в фут, он вполне мог заменить дубинку.

На стоянке было темно, лишь у ворот горел единственный фонарь. Я обошел несколько машин, чтобы подкрасться к ним сзади. Когда между нами оставалось не больше двух-трех ярдов, Одетт удалось вырваться. Толстяк почувствовал мое присутствие и оглянулся. От удара по голове он рухнул на колени. Я услышал сдавленный вскрик Одетт.

Выругавшись, пьяница попытался схватить меня, но я вновь ударил его, на этот раз с большей силой, и он распластался на земле у моих ног.

– Садись в мою машину! – приказал я Одетт. – Быстро! Я поеду на твоей!

– Ты убил его? – Одетт не отрывала глаз от затихшего на асфальте пьяницы.

– Не теряй времени!

Я побежал к «Т.Р.», сел за руль, завел мотор. Если бы кто-нибудь вышел в этот момент из ресторана и обнаружил, что на стоянке лежит избитый мужчина, нам пришлось бы туго.

Вырулив в проход между рядами машин, я услышал, как заурчал мотор «паккарда». Я подождал, пока Одетт выедет со стоянки, и последовал за ней.

Она сообразила, что надо ехать вдоль берега. Примерно через милю я обогнал Одетт и включил сигнал правого поворота, показывая, что надо остановиться.

Кроме нас, на шоссе никого не было. Дождь лил как из ведра. Свернув на обочину, я вылез из кабины и побежал к «паккарду».

– Переодевайся! – крикнул я. – Затем поедем на стоянку у бухты Одиночества. Поторопись!

– Ты не убил его? – спросила Одетт, потянувшись за чемоданом на заднее сиденье.

– Забудем об этом! Не думай о нем! Переодевайся! У нас мало времени!

Я помчался обратно к «Т.Р.», сел за руль. Лишь бы не было машин, думал я, лишь бы не было машин.

Через пять минут, показавшихся мне вечностью, погасли и вновь зажглись фары «паккарда». Я оглянулся. Одетт помахала мне рукой. Я вырулил на дорогу и погнал машину к бухте Одиночества. Одетт не отставала от меня.

Я постоянно поглядывал на часы. В аэропорт мы успевали. Он находился в двух милях от бухты. Я думал о пьянице, гадая, не слишком ли сильно ударил его. Когда наше столкновение осталось в прошлом, я даже решил, что это происшествие может пойти нам на пользу. Если Одетт попадет-таки на допрос в полицию, оно подкрепит нашу версию, если только этот пьянчужка не помрет от одного удара.