Клянусь тебя ненавидеть
Шрифт:
– Два года, Элина. – он сказал это с упреком. Ждет ответа. Оправданий. Но я молчу. – Я два года не знал где ты и что с тобой. – давит.
– Видишь, – развожу руками. – Все хорошо. Цела.
Вновь бросает презрительный взгляд на шубку из искусственной шерсти.
– Снимай. – голос без эмоций.
Пожимаю плечами. Стаскиваю с них шубку. Бросаю на коричневый кожаный диван рядом. Дождь тут же проникает на кожу рук и груди. Ткань платья облепляет фигуру, становясь второй кожей.
– Все снимай. – снова приказывает. Стискиваю зубы. Мне все равно придется. Какая
Цепляюсь холодными пальцами за лямку – шнурок. Стягиваю. Затем вторую. Взгляд не отвожу. Через миг намокшая ткань падает к моим ногам в серебристых босоножках.
– Изменилась. – констатирует. Продолжает смотреть.
Из одежды лишь тонкие чулки да босоножки.
Я не стыжусь. Этот мужчина видел меня разной. Обнаженной, или укутанной в плотные ткани. Разбитой и радостной. Грустной. Смеющейся. Плачущей. Вдохновленной. Любящей или обиженной. Ласковой и разозленной. Растрепанной или с великолепной укладкой. Изысканно скрещивающей лодыжки ног в дорогом ресторане. Или стоящей на четвереньках за плотно задёрнутыми шторами нашей спальни. За пять лет он увидел все мои стороны.
Кроме одной. Жестокой. Играющей. Ее я оставила себе. Пока что.
– Прими ванную. – указывает кивком на каюту. Бросает взгляд на прощание и уходит.
Я не знаю куда он идет. Я никогда не знала. Он не отчитывался и запрещал задавать вопросы. Оставалось лишь догадываться в объятиях ли он сейчас другой женщины, или смотрит в лицо смерти, затеяв очередную игру с человеческими душами. Иногда я думала, что этот мужчина заключил сделку с самим Дьяволом. А теперь ему не страшен и Бог. Всё это я поняла гораздо – гораздо позже, чем следовало бы.
Спокойно смотрю на кожу его черных лакированный ботинок, пока они не скрываются из вида, потому что их хозяин покинул яхту. Я осталась одна.
Зашла в каюту, открыла дверь ванной комнаты. Включила струю горячей воды, податливо текущую из широкого крана, и добавила пены. Воздух маленького помещения тут же заполнился цветочными ароматами. Запахом чистоты и свежести.
Я не знаю вернется ли он, а если и да, то во сколько. Прикоснется ли он ко мне или побрезгует. Дамир был моим первым мужчиной. Первым во всем. К нему я впервые почувствовала любовь. Его я впервые поцеловала. С ним впервые занималась сексом. Его я впервые возненавидела.
В жизни этого мужчины миллионы неразборчивых в своих связях женщин. Но на границу своей территории он подпустил бы только «чистую». Позволил бы подойти близко. Почти вплотную. Поманил бы сладким взглядом. А как только ты бы сделала шаг еще ближе, выпустил бы пулеметную очередь прямо в сердце. Его мир – это его мир. Он никого туда не пускает.
Закрытый. Свободолюбивый и неукротимый. Мой Дамир.
Я упираюсь ладонями в холодный мрамор раковины. Вглядываюсь в отражение в зеркале. Задумчиво провожу пальцем по губам. Они, думаю, до сих пор помнят его вкус.
Неспешно перебираю темные пряди волос. Заплетаю их в косу. Она выходит широкой, потому что мягкие локоны были уложены в пышную прическу.
Скольжу ладонью по бедру и оттягиваю плотную резинку чулок сзади.
Достаю револьвер двенадцатого калибра.
Игроки без козырей в рукавах не представляют ценности.
Но он не вернулся ни в эту ночь. Ни в следующую. Меня забрал один из людей его охраны и отвез в дорогой отель. За стеклами больших панорамных окон на пятидесятом этаже мелькают огни мегаполиса. Магистраль словно под ногами, и сверху все кажется крошечным. Машины, мчащие на огромных скоростях, похожи на игрушечные.
Но люди в этих машинах настоящие. И у них настоящие судьбы. Настоящие семьи. И настоящие чувства.
У меня такое тоже есть. Моё. Сокровенное. Спрятанное глубоко внутри. Любовь к сыну. Материнская любовь самое сокрушительное чувство в мире. Оно способно управлять рассудком. Туманить разум. Заставлять делать отчаянные поступки.
И даже поворачивать время вспять.
Я отчетливо помню те ощущения, что испытываю сейчас. Одинокое ожидание. Я не знаю, чего именно жду и зачем. Наверное, когда он придет. Что-то скажет. Что-то сделает. Думаю, все люди, которым довелось соприкоснуться с жизнью Дамира, отчасти чувствуют это. Имеет значение только он. Его судьба. Поступки. Слова. А все остальные лишь пешки, разменные монеты, готовые в любой момент сложить головы на гильотину во благо хозяину.
Я обхватываю себя руками. Подушечки пальцев тонут в мягкой ткани нового кашемирового свитера. На ногах джинсы. Эту одежду я нашла утром на яхте. Ее привезли специально для меня. Заботливо положили брендовый пакет у входа в каюту и удалились. Кто это был? Дамир или его люди? Конечно, второе. Сам он ни за что в жизни не будет заниматься такими вопросами.
Слышу за дверью звук прибывшего лифта. Позвоночник становится каменным. Заставляет выпрямиться. Собраться. Неизменный признак. Дамир рядом. Мое тело его чувствует даже тогда, когда не видят глаза.
Звук шагов глушит мягкий ковер.
– Эл. – голос Дамира всегда спокойный. Он никогда не кричит.
Оборачиваюсь.
Рядом с ним еще двое парней. Я скольжу взглядом по Фархату. Оставляю еле заметный кивок. Верный помощник Дамира. Толковый парень. А еще, он всегда был на моей стороне.
Но Дамиру об этом знать необязательно. Пока что он и понятия не имеет, что ему объявлена холодная война. Всему свое время.
– Собирайся. Мы уезжаем.
– Куда? – в глубине души я все еще не верю, что спустя два года вновь могу видеть его глаза.
Мужчина не отвечает. Он не отвечает никогда и ни на что. Меня всегда это злило. Тем временем, Дамир устало открыл ящик стола, достал какие-то бумаги, пробежался глазами. Отдал их Фархату.
Я подхожу к нему медленно. Но без опаски. Смотрю мягко. Кладу руку на плечо.
– Можно с тобой поговорить?
На секунду Дамир замирает. Решает. Поворачивает голову к парням и те тут же выметаются прочь из номера.
Смотрит. Ждет.
Делаю шаг назад. Берусь за края кашемирового свитера и снимаю его. Оценивает. Толкает ногой стул и садится, широко расставив ноги. Ступаю мягко, по-кошачьи. Провожу пальцами по его скуле. Дамир ухмыляется.