Клянусь, я твоя
Шрифт:
– Совсем скоро мы будем так же танцевать на моем выпускном, – не знаю, зачем я это ляпнула. Ведь мы даже не танцуем сейчас, хотя да, выпускной действительно вызывает у меня улыбку. Потому что я знаю, верю всей душой, что скоро все изменится и обязательно к лучшему. Грудь Кейна сотрясается от короткого смеха.
– Первый танец за мной, - он подхватывает пальцами мой подбородок, поднимая вверх, и озорно подмигивает мне. – И все последующие тоже.
И я плыву. Его голос, его крепкие мужские объятия, его запах и губы, нежно касающиеся моего лба, несут меня куда-то в неизведанную даль. Я разрешаю себе отпустить время, отпустить страхи и переживания, расслабить
36
Последующие несколько дней проходят на удивление спокойно. Всё складывается даже лучше, чем я могла подумать; у нас со Стэном как бы сложился обоюдный договор: он отпускает меня на какое-то время к Кейну, а затем я возвращаюсь к нему и мы занимаемся, стараясь уложиться в оставшееся на учебу время. Надо сказать, он неплохо усвоил материал; не знаю, как насчёт пятерки, но твердая четверка ему бессомненно гарантирована.
С Элайной мы стали реже видеться. А вина тому - Шелдон, с которым она дни напролет пропадает после школы. Несколько раз на дню мы созваниваемся; подруга порхает и цветет от счастья, и я понимаю, что та хрупкая грань между влюбленностью и любовью опасно стирается. Сегодня Элайна огорошила меня новостью: она собирается познакомить Шелдона с родителями. Не знаю, он сам изъявил такое желание или это сугубо ее решение, этого я так и не поняла. Но факт остаётся фактом: влюбляясь, мы становимся до дурости легкомысленными, иногда до такой степени, что тебе напрочь отбивает память и ты забываешь о том, что родители могут очень легко, а иногда слишком жестоко спустить тебя с небес на землю.
– Я не хочу домой, - тихо признаюсь я. С моего сердца словно свинцовый лист слетел - и я с удивлением понимаю, что с каждым разом в присутствии Кейна мне становится всё легче и легче. Все проблемы уходят, я ловлю себя на мысли, что моя тревога за Оливию явно уменьшилась. Прошло уже пять дней с тех пор, как Кейн забрал ее к себе, но ему все ещё ничего не сообщили. Это значит одно - ее не будут забирать в новую семью. По крайней мере, не сейчас.
Я всей душой на это надеюсь.
Кейн играет с моими пальцами, ласково перебирая их, он поворачивает лицо и смотрит на меня, изогнув левую бровь.
– Хочешь, мы пойдем в кафе?
– предлагает он.
– Мне не особо хочется сейчас туда.
– Тогда куда тебе хочется?
– Никуда.
Вот так просто. Проще некуда. Мы лежим в объятиях друг друга, в небе ярко светит солнце, пробираясь сквозь открытую форточку в дом, но нам не хочется выходить на улицу. Из всех вариантов мы выбрали самый простой, наслаждаясь нашим скромным свиданием у него дома.
Через какое-то время я встаю и подхожу к окну. Я слышу, как Кейн плавно поднимается следом и бесшумно подходит сзади.
– О чем думаешь?
– его руки оплетаются вокруг моего живота, а губы опускаются на макушку.
Я откидываюсь затылком на его грудь и на миг прикрываю глаза.
– Обо всем. О школе, о маме... О нас, - я смотрю в белый узорчатый тюль, что мягко колышется лёгким ветерком из приоткрытой форточки, и отрываю голову, глядя в живописный пейзаж за окном.
– Как думаешь, через два года у нас будет все так же хорошо, как сейчас?
– Я думаю, что через два года ты будешь занята более важными вещами, чем подобными размышлениями. Например, рождением нашего сына.
С моих губ резко слетает вздох. Я поворачиваю лицо, на краткий миг наши глаза встречаются, и мне кажется, что наши взгляды проникают
Что-то между нами происходит. Воздух накаляется, мне становится труднее дышать, и я сглатываю, чувствуя уплотнение в животе и странный стук крови по жилам. Кадык Кейна взволнованно дёргается и я понимаю: он чувствует то же самое.
– Ким, - из его груди вырывается порывистое дыхание. Мгновение - и мы сливаемся в таком пламенном поцелуе, что у меня в прямом смысле сводит лёгкие.
Я выгибаюсь, оплетая ладошками его волосы, жадно сжимая их и отвечая на поцелуй. Руки Кейна сжимают мою талию, он резко разворачивает нас к стенке и припечатывает меня к ней. Горячее дыхание щекотит мне шею, его губы становятся всё жарче и ниже. Руки Кейна повсюду: на моей талии, бедрах, на пояснице. Он скользит ладонями по моему телу, жадно впитывая каждое прикосновение, наши вздохи тихие, прерывистые и рваные. Кейн прижимается ко мне теснее и запускает пальцы под блузку, покрывая меня неистовыми поцелуями. Он наклоняет голову и тянется ко мне, целуя мою шею, ключицу, медленно спускаясь к груди. Я закрываю глаза и обхватываю ладонями его голову, мучительно пытаясь не потерять рассудок от этой невозможной, нежной пытки. Моё тело отдаётся приятным покалыванием, нарастающим жаром в тех местах, где он касается меня губами, и я отчаянно молюсь, чтобы не позволить себе разрешить ему зайти дальше, ведь это неправильно, так, так неправильно... Я пылаю под его поцелуями и ничего не могу с собой поделать. С моих губ слетает тихий несдержанный стон... И вдруг - как снег на голову - громкий топот маленьких ножек. Дыхание Кейна застывает на моей шее.
– Смотрите, какой красивый слонёнок у меня получился!
– бодрый возглас малышки прямо за нашей спиной.
Я будто оказалась в комичном сериале. Мы с Кейном стоим, жадно вцепившись друг в друга, - нас словно одним нажатием кнопки поставили на паузу, - а позади нас широко улыбается ничего не подозревающая малышка, вытянув руку с изрисованным листком.
Кейн резко выдыхает и отпускает меня. Мои руки нехотя покидают его волосы. Он вбирает вдох-выдох и делает разворот. Он преображается в мгновение: стирает жаркие порывы страсти и разглаживает тяжёлое дыхание, на его лице появляется мягкая, добрая улыбка. И только я знаю, каких трудов ему стоило взять себя в руки.
– Да, Оливия, очень красивый рисунок, - тепло подтверждает он.
Малышка опускает лист и прищуривается, переводя между нами взгляд.
– А что это вы тут делаете?
– с любопытством спрашивает она.
– Мы... Просто обнимаемся, - Кейн запинается.
Я стараюсь подавить рвущийся из груди смешок.
– Это как мы с тобой, да?
Кейн чуть ли не давится дыханием.
– Да, малышка, как мы с тобой.
– А, ну тогда понятно!
– Ты иди нарисуй нам ещё жирафика, потом покажешь, что у тебя получилось, - предлагает Кейн.
– Хорошо!
– радостно соглашается малышка. Прижав к груди лист, она счастливо разворачивается и бежит обратно в комнату. Из-за закрытой двери до меня доносится слабый хрип и приглушённое покашливание.
Да, она ещё немного покашливает, но глупо отрицать очевидное - малышка идёт на поправку.
Когда дверь за ней плотно закрывается, мы зависаем в неловкой паузе.
Меня начинает разбирать смех. Сначала я стараюсь подавить вновь рвущийся из груди смешок, но затем против воли начинаю смеяться в голос. Ничего не могу с собой поделать. Кейн находится в глубоком смятении, и я впервые вижу на его щеках милый румянец.