Клянусь, я твоя
Шрифт:
Пальцы Кейна осторожно сплетаются с моими. Я чувствую, как он поправляет мою норовящую упасть на глаза прядь и нежно целует в висок.
– В четыре утра я уйду, - шепчет он и я на мгновение закрываю глаза, оплетенная этим невероятно мелодичным голосом, а потому даже забываю о том, чтобы запереть дверь, хотя впрочем, нам это сейчас и не нужно.
7
Скребучий звук занавески, отодвигающейся по широкой балке карниза подобен наострённому мелу, который мимолетно царапает по доске и неприятно дерет перепонки ушей.
– Кимберли, просыпайся. У нас сегодня запланирован поход по магазинам, ты забыла? Нам нужно поторопиться, потому что потом не из чего будет выбирать. Выпускной уже близко, а у нас еще полно дел. Если успеем купить сегодня хотя бы платье, так и быть, потом посидим с тобой в кафе.
Мамин голос слышится мне так, будто я смотрю сквозь белесую дымку тумана утром, которая неохотно рассеивается. Утро субботнего дня бьет по мне каким-то бессмысленным и оплетающим сердце ощущением. Я бросаю взгляд на бесспорно уже холодную половину кровати и сокрушаюсь от того, что она пуста.
Знала бы ты, мама, в чьих объятиях я спала этой ночью, ты не стала бы водить меня по кафе и тем более ходить со мной по магазинам. Но ты этого не знаешь и я ни за что тебе не признаюсь. Потому что легче и впрямь просто сбежать с Кейном, чем попытаться переубедить твою позицию, что он мне не пара. Конечно же, первое, что второе мнение кажутся через чур фантасмагорическими и они заставляют впрямь почувствовать себя в каком-то антиреальном мире...
Я неохотно разлепляю один глаз и, поняв, что это была ошибка, с отчаянным недовольством накрываю голову подушкой от солнца. Погода явно решила надо мной поиздеваться после такого обильного дождя.
– Я не пойду на выпускной. Только дай мне поспать.
Мой голос звучит почти глухо и беспомощно. Конечно, я сама понимаю, насколько это невозможно. К слову, мама сразу забирает у меня подушку и стягивает одеяло.
– Что значит, не пойдешь? Быстро поднимайся, завтрак уже на столе. Кимберли, если через десять минут ты не спустишься вниз, ты останешься на выходные без ноутбука. И не забывай, что у тебя сегодня еще дополнительные занятия по английскому. Ты ведь не собираешься завалить вступительные экзамены? Потому что я буду очень разочарована, Кимберли, – в ее голосе звучит предупреждение. – Это в твоих интересах.
Я все же неохотно поднимаюсь на локоть и недобро мружусь одним глазом на луч солнца, все еще чувствуя неприятную резь в глазах. Вдруг я понимаю, что вчерашнее снисхождение мамы, не более чем минутная слабость. Я тихо поворачиваю к ней лицо.
– А папа?
– Что папа? – мама останавливается в дверях, искренне не понимая моего вопроса.
– Папа уже ушел?
Я вижу, как она поджимает губы, с секунду колеблясь, и сухо бросает перед тем, как выйти за дверь:
– Да, Кимберли, папа ушел.
Мама исчезает за стянутой полоской двери, и я понимаю, что мне не нравится то, что я чувствую от ее ответа. К тому, что мне удается редко видеть отца даже в выходные, я привыкла, но холод мамы и плохо скрытое недовольство внушает мне не слишком утешительную мысль.
Пожалуйста,
Я резко падаю на кровать и с раздраженным звуком залепляю уши подушкой, уверена в том, что это только начало...
8
– Так какое? Красное? Или лавандовое? Первое все-таки слишком выделяет грудь, а вот второе весьма очаровательно подчеркивает твою фигуру. Подумай хорошо, Кимберли.
Я в замешательстве закусываю губу и скольжу взглядом по нежно-фиолетовому платью в пол, которое на мне. Лиф с вырезом «фигурное каре» украшают горизонтальные мелкие драпировки, верх платья дополняют короткие пышные рукава-фонарики, низ совсем чуть-чуть не достает пола, оставляя возможность открыть туфельки.
Я чувствую себя странно, стоя перед зеркалом открытой примерочной. Мне не нравится то, что среди прохаживающих ряды посетителей почти каждый мимолетом смотрит в нашу сторону. Мама держит в руках несколько платьев, которые не поместились на крючках примерочной и даже не замечает, как из соседней кабинки доносятся споры девушки с парнем, который уже час торчит за ширмой и наконец вылил свое раздражение. Похоже, маму действительно больше ничего не волнует, кроме как довести день до конца, чтобы потом спокойно вычеркнуть этот пункт из своего удлиненного списка дел.
– Не знаю, мам, – осторожно произношу я.
– Если честно, мне больше всего понравилось то синее с корсетом на шелковой шнуровке. Мы меряли его во втором отделе.
– Которое с кружевными аппликациями и полупрозрачными вставками?
Я поворачиваю к ней лицо, чувствуя ободрение от того, что она запомнила.
– Оно красивое, Кимберли, но не для тебя, – вот так просто гасит надежду мама. – Давай лучше возьмем это?
Я снова смотрю на себя в отражении, замечаю выбившиеся из косы волосы, легкий румянец, слегка припухшие губы; скольжу глазами по скромному вырезу на груди, опускаюсь к прямому шелковому крою до самого низа...
– Да, давай.
– Вот и славно. Ты пока переодевайся, а я разнесу другие платья по местам.
Я помогаю маме снять наряды с крючков и прикрываю шторку, как только она поворачивается ко мне спиной. Любоваться выбранным платьем у меня нет желания, честно говоря, я устала и чувствую укол разочарования, а потому без малейшего сожаления снимаю с себя уже непонятно какое по счету за этот день платье и чувствую себя куда комфортнее в своих обычных кедах, джинсах и рубашке в клеточку. Когда выхожу из примерочной, мама забирает у меня платье и за руку ведет меня к кассе. Приветливая продавщица даже не смотрит на меня, механически пробивает покупку, складывает ее в твердый прямоугольный пакет и желает нам хорошего дня.