Клятва королевы
Шрифт:
Инес заверяла меня, что никто не станет искать возчика и погонщиков мулов, но я воображала себе самое худшее. Принца можно было узнать по множеству невольных поступков — по оплате золотом там, где обычно платили медью, по неосторожному приказу слуге, хотя таковых у него не предполагалось. Даже походка и манера речи могли выдать его высокопоставленное положение. Если Фернандо хотя бы на мгновение утратит осторожность и кто-то из людей Вильены это заметит, все будет кончено — для нас обоих. У Вильены имелся приказ короля арестовать Фернандо за въезд в Кастилию
Остановившись, я взглянула на окутанную облаками луну, что висела высоко в усеянном звездами небе. Ужасающий летний зной до сих пор не ослаб, хотя уже стоял октябрь. Темно-желтая кастильская пшеница — основа нашего хлеба — увяла, и все предсказывали повсеместный голод. Будто этого мало, в Авиле и Мадригале вспыхнула «черная смерть», унеся сотни жизней. Я писала в Аревало, справлялась о здоровье матери, но не получила ответа, что лишь добавило опасений, не страдают ли она и ее пожилые слуги от нехватки самого необходимого из-за чумы, остановившей жизненно важную торговлю. Ширились дурные предзнаменования, и предсказатели с рыночных площадей выходили на улицы — провозглашали начало апокалипсиса.
Как они заявляли, прогневался сам Господь.
Я убеждала себя, что причина не во мне. Я не стремилась к этому браку в своих личных целях и не просила Фернандо покидать Арагон ради меня. Я просила его приехать лишь потому, что у нас не оставалось ни времени, ни выбора; только он мог помочь мне спасти Кастилию. Вместе мы располагали бы большими силами и средствами, чтобы противостоять Энрике. Мой единокровный брат мог кричать о предательстве сколько угодно, но, после того как мы с Фернандо поженимся, Энрике пришлось бы идти на уступки, чтобы избежать войны не только с мятежными грандами Андалусии, но и со всем королевством Арагон.
И все же меня не оставляло чувство вины. После отъезда Фернандо в Арагоне остались его старый больной отец и орда французских солдат, стремящихся пожрать королевство. Он рисковал собственной свободой, возможно даже жизнью, чтобы исполнить мою просьбу. Не слишком ли я поторопилась? Возможно, следовало подождать, поставить солдат вдоль стен дворца и зарыться словно крот в нору, спасаясь от зимы. Вильена был ленив, несмотря на всю свою напыщенность, и вряд ли стал бы утруждать себя осадой в преддверии близящихся холодов…
Я продолжала расхаживать по дворику, словно кружа по собственному чистилищу. Даже написала запоздалое письмо Торквемаде, прося у него совета, и он повторил сказанное в ту ночь, когда мы встретились в Сеговии:
«От вас потребуется еще многое. Вам должно положиться лишь на собственные убеждения и веру, зная, что даже в самый тяжкий час Всемогущий нас не оставит».
Под аркой, словно из ниоткуда, появилась Инес.
— Сеньорита, — сказала она, — он здесь.
Я остановилась, непонимающе глядя на нее:
— Кто?
— Принц. Он в зале. Они прибыли всего несколько минут назад. Он хочет вас видеть.
Она подняла мою шелковую шаль, что лежала скомканной в углу,
— Вас покусали, — с упреком проговорила Инес. Послюнив палец, она стерла пятнышко крови с моей шеи. — Я же вам говорила: пользуйтесь лавандовым маслом, когда выходите вечером на улицу. Ваша чистая кожа привлекает комаров.
Инес повела меня во дворец. Сердце мое билось столь часто, что я боялась упасть в обморок. Неожиданно мы оказались в дверях залы, и меня ослепил мерцающий свет канделябра.
Я остановилась, моргая.
В помещении было несколько человек — мужчины с кубками в руках, а также донья Виверо с подругами, которые переговаривались, собравшись небольшими группами. На полу возле камина лежали собаки. Я заметила раскрасневшегося Каррильо, который что-то кричал недавно прибывшему папскому нунцию; рядом с ним я с облегчением увидела моего дорогого Чакона, который выехал навстречу Фернандо. Бесстрашный юный Карденас устало сидел на подоконнике, лаская пса. Он поднял взгляд, широко улыбнулся и встал. Словно по сигналу, все в зале повернулись ко мне.
Они низко поклонились. Я продолжала стоять на пороге, словно пространство передо мной превратилось в непреодолимое море. Вперед вышел адмирал вместе с широкоплечим юношей в кожаном камзоле и высоких, запачканных грязью сапогах. Взъерошенные каштановые волосы подчеркивали его высокий лоб; загорелое лицо казалось в тусклом свете столь темным, что сперва я приняла его за мавританского стража, вроде тех, что любил держать рядом с собой мой единокровный брат. Хоть юноша и не был высок, в нем чувствовалась несомненная сила, а мускулистое тело двигалось уверенно и с изяществом, напомнив мне леопардов Энрике.
Он подошел ко мне, и я заметила веселые огоньки в его глазах, которые благодаря некой алхимии света сверкали, словно янтарь на ярком солнце. Он сжал мои пальцы, и я ощутила тепло его сильной мозолистой ладони. Когда он поднес мою руку к губам, я почувствовала прикосновение пробивающейся на его щеках щетины.
— Что? — спросил он столь тихо, что лишь я могла его услышать. — Вы меня еще не вспомнили?
Я уже видела во взгляде его выразительных глаз прежнего мальчика, но тревога и беспокойное ожидание заставили меня забыть о том, что прошли годы. Теперь он был семнадцатилетним мужчиной, а не отважным мальчишкой, что сделал мне предложение в саду алькасара.
— Я вас не узнала, — услышала я собственный голос.
— Похоже на то. — Улыбка его стала шире, приоткрыв слегка кривые зубы. — Но теперь, когда вы меня вспомнили, я вам нравлюсь?
— Да, — прошептала я. — Нравитесь.
Он снова сжал мои пальцы, словно пытаясь передать некую тайну, и на меня нахлынула волна сдерживаемых до этого чувств.
— Как и вы мне, моя Изабелла, — сказал он. — Вы очень мне нравитесь, очень.
Он улыбнулся:
— Соизволение на наш брак у меня. Мой отец и Каррильо получили его всего за день до моего отъезда из Арагона.