Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Маленькое, темное пространство.
Я закрываю глаза, пытаясь выровнять дыхание и успокоить свои мечущиеся мысли. Никто не говорит о том, насколько удушающей является темнота. Как она формирует осязаемые руки, обхватывает горло и сжимает до тех пор, пока ты не забываешь, как выглядел свет.
Два года я провела, задыхаясь от темноты.
– Все будет хорошо...
– Это ошибка, – выплевываю я, прислонившись к стене позади себя. – Это знак того, что вся эта чертова история – ошибка.
Маниакальный
– Мы даже не знаем друг друга. Мы незнакомцы, и это глупая ошибка. Мы не можем так поступить...
– Остановись, – его голос отражается от стен. – Дыши.
Сердце замирает, когда я понимаю, что он придвинулся ближе, и его мятное дыхание щекочет мне лицо. Я думала, что его присутствие так близко только усилит мое беспокойство, но это не так.
Я хожу по натянутому канату, а он стал для меня надежной опорой. Он всегда рядом, когда мой разум закручивается в спираль, а мир движется слишком быстро.
Я вдыхаю, наполняя свой нос его запахом, а затем выдыхаю.
– Хорошая девочка, Хекс, – мягко хвалит он, нежно касаясь пальцами моей руки. – Спроси меня.
– Что? – шепчу я, делая еще один глубокий вдох и открывая глаза, хотя я не вижу его.
– Все, что тебе нужно знать, спроси меня, – его голос ровный. – Спроси меня. Позволь мне говорить с тобой. Пусть я буду не просто голосом.
Позволь мне поговорить с тобой.
С этого все и началось, да? И все из-за того, что я искала его номер телефона в своих кедах. Когда я разваливалась на части, его голос помог мне собраться с мыслями.
Может быть, мой мозг каким-то образом связал его голос с безопасностью, что-то вроде петли положительной обратной связи24. Когда я слышу его, мне становится легче. Но я ощущаю себя тяжелым, сломанным человеком, которого тяготит боль.
Я прикусываю нижнюю губу. Как сказать ему, что мне нужно, чтобы он оставался голосом? Что я не могу хотеть знать его?
Как сказать, что я хочу знать о тебе все и даже больше? Кем ты был и где ты был. Я хочу знать, каково это – прикасаться к тебе, по-настоящему, черт возьми, касаться тебя.
Как мне сказать ему, что я хочу этого, но не могу получить?
Что он умрет, если я возьму то, что хочу.
– Какой твой любимый цвет? – тупо спрашиваю я.
Сайлас двигается рядом со мной, его плечо касается моего, и я слышу, как он отходит к стене и садится. Зная, что мы пробудем здесь какое-то время, я присоединяюсь к нему на полу, вытянув ноги перед собой.
– Апельсиновый, – произносит он, вздыхая при этих словах.
Я подавляю смех.
– Как неоновый оранжевый?
– Как красновато-оранжевый.
Я удивлена его ответом. Он кажется мне парнем, который
Наверное, это что-то личное.
– Какова наша история? – я устремляю взгляд вперед, наблюдая за простирающейся перед нами чернотой, позволяя ноге Сайласа прижиматься к моей, как напоминание о том, что я больше не заперта в том подвале.
– Ты увидела меня и безумно влюбилась. Потребовала, чтобы я женился на тебе.
На моих губах появляется ухмылка, и я поворачиваю голову в его сторону, хотя в темноте не могу разглядеть его черты.
– Ты просто пошутил, Хоторн?
Он пожимает плечами, подтверждая то, что я услышала в его голосе – ухмылку.
– Серьезно, ты не можешь привести меня в дом своей семьи и ожидать, что я буду вести себя правдоподобно, если у меня нет заготовленной лжи. Если бы все было иначе, как бы мы встретились?
На мгновение воцаряется тишина, только звуки нашего ровного дыхания, прежде чем он отвечает:
– В твоей студии, – говорит он, сильнее прижимаясь к моему бедру. – Хеди сказал, чтобы я пришел посмотреть на твою работу для «Света». Ты заканчивала занятия, одетая во что-то старое и мешковатое, комбинезон или футболку со множеством дырок. И я не мог уйти, не познакомившись.
У меня перехватывает дыхание, и я сворачиваю губы в трубочку. Это всего лишь история, всего лишь выдумка. Но скрытая часть меня желает, чтобы это было реальностью, хотя бы на мгновение.
– Я каким-то образом убедил тебя пойти на ужин, и это будет самая сложная часть этой истории, чтобы заставить мою семью поверить.
– Почему? – спрашиваю я, нахмурив брови в замешательстве.
– Потому что ты чертовски упряма.
Я громко смеюсь. Настоящий смех, который я чувствую глубоко в животе, несдерживаемый звук радости, потому что он прав.
– Я провел остаток вечера, пытаясь заставить тебя воссоздать этот звук, – он еще больше прислонился к моему боку. – Остальное – т, о чем моей маме не нужно знать.
Лифт дергается, и с моих губ срывается вздох. В ушах звенит отвратительный звук, и моя рука вырывается, хватаясь за его бедро. Ногти впиваются в кожу, а мой желудок опускается вниз.
Я зажмуриваю глаза, как будто это может предотвратить мою неминуемую гибель. Затем мое сердце начинает биться по совершенно другой причине. Рука Сайласа протягивается через меня, обхватывает мое бедро своей большой ладонью и притягивает меня к себе на колени.
Инстинктивно я раздвигаю ноги, усаживаясь на него, а мои руки ложатся на его плечи, чтобы удержать равновесие, пока он втискивает меня в свое пространство.