Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Когда ты молчишь, никто не знает твоей истории.
Это война, которую мне пришлось развязать с самим собой, битва, в которой я сражался за Розмари. Я сражался годами. Позволяя миру говорить мне, кто я, что я чувствую и кем я стану.
Врачи, мои родители, мои друзья, даже Рози.
Никто меня не знает, потому что я никому не давал шанса узнать.
— Я через несколько месяцев потеряю человека, который вырастил меня, — я смотрю на нее сверху вниз, по-настоящему смотрю на нее всего мгновение. Ее загорелая кожа сияет на солнце, полные губы сжаты в прямую линию. —
Я делаю шаг к ней, вторгаясь в ее личное пространство, медленно поднимаю руку и обхватываю ладонью ее щеку. Я провожу большим пальцем прямо под ее глазом и слегка надавливаю, чтобы она запрокинула шею и посмотрела на меня.
Я хочу, чтобы она увидела меня, чтобы она могла услышать эти слова и знать, что они никогда не были произнесены вслух ни для кого, кроме нее. Что это за части меня? Больше никто не слышал. Никто не знает.
— Я в нескольких шагах от того, чтобы позволить чувству вины за содеянное съесть меня заживо. Я не могу спать по ночам, потому что знаю, что причина, по которой Стивен пытается уничтожить моих друзей, — это я. Все, о чем я думаю, все, о чем я мечтаю, — это всадить пулю ему в череп и покончить с этим навсегда.
Я позволяю ей видеть меня, неподвижного. Я даю ей понять, что не собираюсь убегать от этого, от нее.
Я участвую в этом вместе с ней. Я тоже полагаюсь на нее.
— Я нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы поцеловать твои гребаные губы, потому что ты выглядишь так прекрасно и все еще чувствуешь необходимость спросить меня, уверен ли я, что женюсь на тебе, — мой голос срывается на шепот.
Черты лица Коралины смягчаются, когда мой большой палец проводит по ее нижней губе. Мир напугал ее до неузнаваемости, ранил и сломил ее душу. И все же она стоит здесь, боясь причинить мне боль.
Несмотря на все, что нам обоим пришлось пережить, мне нужно, чтобы она знала, что я в этом участвую. Что бы ни случилось дальше, что бы я ни значил для нее, у нее всегда будет кто-то, на кого она может рассчитывать.
Больше, чем голос. Больше, чем номер телефона.
У нее всегда буду я.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу, вдыхая ее аромат.
У нее перехватывает дыхание, голова еще больше отклоняется назад, как будто она открывает мне доступ, как будто она позволяет мне исследовать ее рот моим языком прямо здесь. Я впиваюсь пальцами в ее затылок, пытаясь сохранить самообладание.
— Но я не буду, — бормочу я, отстраняясь от ее лица, создавая пространство между нами двумя. — В первый раз я поцелую тебя, Хекс, когда сделаю своей женой.
Коралина проводит языком по нижней губе, задевая при этом мой большой палец.
— В мире нет никого, с кем бы я предпочел это сделать, — честно говорю я. — Достаточно ли я полагаюсь?
Она прочищает горло, медленно кивает и делает шаг назад, освобождаясь из моих объятий. Жар поднимается
— Мы должны… — она указывает на двери позади меня. — Нам, наверное, пора зайти туда.
Я прикусываю нижнюю губу и качаю головой. Эта чертова девочка.
Как будто изначально это была ее идея, я протягиваю руку и открываю дверь, чтобы она могла пройти. К моему удивлению, мы проходим весь путь до конца без единого звука и, наконец, стоим перед судьей.
— Рада, что все смогли прийти, — говорит она, поправляя свою черную мантию и очки на переносице. — Вы готовы начать?
Я полностью поворачиваюсь к Коралине, которая делает то же самое. Протягиваю ей обе руки. Я прохожу половину, и мне нужно, чтобы она прошла остальную половину.
Она делает глубокий вдох, прежде чем вложить свои руки в мои, и мило кивает головой.
— Отлично, — судья хлопает в ладоши, поднимает лист белой бумаги и читает по нему. — Коралина Уиттакер и Сайлас Хоторн, сегодня вы решили связать себя узами брака. Брак — это стремление к жизни, к тому лучшему, что два человека могут найти и проявить друг в друге. Он предоставляет возможности для совместного развития, с которыми не могут сравниться никакие другие отношения. Брак — это не просто церемония или лист бумаги; это соглашение между двумя людьми любить, уважать и беречь друг друга всю оставшуюся жизнь.
Мой большой палец гладит ее ладонь, как будто я пытаюсь одним простым жестом сгладить все эти годы одиночества, давая ей понять, что я здесь, такой же сломленный, и я все еще никуда не собираюсь уходить.
— У вас есть готовые клятвы или мне продолжить чтение по сценарию?
Я перевожу взгляд на судью.
— Будут стандартные…
— Вообще-то, — перебивает Коралина, — у меня есть кое-что, если вы не возражаете.
Я хмурю брови, когда она достает из-за выреза своего платья пожелтевший листок бумаги. Судья, стоя за своей стойкой, смеется над ее укрытием.
Она прочищает горло, щеки ее краснеют, когда она начинает.
— Сайлас, я обещаю быть твоим миром, когда вокруг будет только война. Быть твоим хранителем тайн и надежным убежищем. Сегодня я клянусь быть единственным человеком, который примет тебя таким, какой ты есть, и кем ты станешь, — она поднимает на меня глаза, удерживая мой взгляд, пока произносит последнюю строчку. — Пока смерть не разлучит нас.
Бумага выглядит слишком старой, чтобы принадлежать ей. Независимо от того, что она значила для нее, независимо от того, предназначалась ли она мне, у меня все равно сжимается сердце.
Сколько времени прошло с тех пор, как кто-то в последний раз был моим миром? Как долго я вел войну, не имея времени на передышку?
— Мистер Хоторн? — говорит судья, призывая меня обменяться моими собственными клятвами с девушкой, стоящей передо мной.
Я наблюдаю, как она складывает бумагу и прячет ее обратно в декольте платья, прежде чем снова взять меня за руки. Коралина наклоняется ко мне, ее голос переходит в приглушенный шепот.
— Ты можешь произнести стандартную клятву. Я знаю, что это не было запланировано.