Клятва рода
Шрифт:
— Бороться желают. Выбирай кого из дружины, кто в борьбе умел.
Едва слова воеводы прокатились по строю, как со стороны печенегов вышел в поле могучий богатырь, поперек себя шире. Голая грудь, волосатая, как у медведя, перевита жилами. Вышел в поле, покачиваясь. Умелый глаз зрел поступь могучего борца. Видно по тому, как переступает — словно медведь перекатывается. Одет в одни лишь портки, ноги босые. Выглядит великаном. Степняк не только выделялся среди собратьев, но и возвышался почти на голову
Сема расслышал пробежавший по рядам шепоток дружины:
— Богумир…
— Знатный борец…
— Со Святославом на Царьград ходил…
— Воротился без царапины…
— Заговорен, не иначе…
— Из печенегов едва ли не единственный воротился…
— Эх, в дружине Святослава знатные борцы сгинули…
— Волхвы бы указали на борца, да нет больше божьих посланников…
К князю пробился сухонький старичок, залепетал, кланяясь:
— Княже, вели слово молвить!
— Ты почто, холоп, на колени не падаешь?! Али не христианин?! — взревел стоящий подле князя бородатый лысый мужик в черной рясе, жирный, как не престало человеку, что должен держать себя в узде. Конь под ним едва спину не прогибал.
Старичок упал в ноги коню, достал из-за пазухи деревянный крест, лопоча:
— Как можно, святой отец, христианин. Как есть, христианин. И ноги распятью целую и на коленях перед старшими… Бог поставил людей в разные условия: одним кланяться, другим поклоны принимать. Одним слушаться, другим поучать, слово Божье нести нам, неучам малограмотным.
Сема услышал звуки сплевывания среди рати, недовольный шепот. Родные боги издревле другому учили — почитанию мудрых, равенству и уважению к тем, кто проявил доблесть, кто делами своими заслужил похвалу и честь. А грамоте волхвы учили всех желающих, коли было к тому стремление. Но то ли не слышат старые боги, то ли Дый на глаза повязку набросил. Не видят, что с внуками их делается, и позволяют учителям-волхвам на кострах гореть да под лезвиями кровью истекать, когда в диспутах с чернорясенными у тех слова заканчиваются.
Не все еще приняли нового бога и свыклись с унижением. На лицах читалось, что князь теперь всех вокруг в грязь вбивает, а новую свиту свою превозносит. На лице князя, который недовольно посмотрел на сплевывающих, читалось, что в бой радетели старой веры пойдут в первых рядах. Так скоро и сгинут, забираемые в Ирий детьми Рода. Если вначале в дружине христиане были в диковинку, то со временем состав обновлялся.
— Говори, раб… божий, — без эмоций ответил Владимир.
— Сын мой меньшой, борец добрый. С детства положить на землю его никто не мог. Вели ему бороться. Твоего слова не ослушается. А коли не веришь, испытай его.
И старичок, подскочив с колен, подбежал к строю и выхватил за руку ничем не выдающегося мужа. Был парень в светлой рубахе
— Не отец ты мне, прихвостень иудейский. Умер отец мой, а тебя леший привел. Нашел бы того лешего — как есть убил бы.
По строю прокатился здоровый, раскатистый смех. Плечи подтянулись, спины расправились. Словно светлее стало.
Священник новой веры поднял к небу здоровый золотой крест, инкрустированный драгоценными камнями, заорал, брызжа слюной:
— Ты борец? Да этот старик больший борец, чем ты!
Дружина снова поникла.
— Испытай его, великий княже, — процедил сквозь зубы старик с земли.
— Ведите быка. — Ровным голосом приказал Владимир, поглядывая на нетерпеливых степняков. Те начинали разогреваться недовольными выкриками. Ждать не любили.
Гридни стеганули коней к стенам Переяславля, и через некоторое время смерды уже вели в четыре руки здорового черного быка. Глаза быка были красны, размах рогов поражал.
— Победишь быка — выйдешь против степняка, — обронил воевода борцу.
— Не велика честь — животину заломать. Почто тварь родовую мучить? Не велит бог, кабы не обряд, — раскатисто обронил борец и скинул кольчугу, оставшись в рубахе да закатав рукава.
— Так и скажи, что борец только на словах, — хмыкнул священник. — Может, бог твой и слова твои подтвердит?
Борец лучезарно улыбнулся и подошел к быку. Дружина расступилась, давая круг для боя. Смерды опустили веревки и разбежались.
Бык вырвал копытом дерн земли, и его ноздри выпустили тяжелый воздух. Борец хлопнул в ладоши, растер ладони и пошел на быка. Дал бык резвый старт на жертву, и Сема едва не вскрикнул, когда рога почти поддели мужика. Борец извернулся, одной рукой обхватил быка за рог, а другой схватил за мохнатый бок. Рогатый застыл, затем взревел — в руке борца оказался кусок бока: кожа с мясом и обломки ребер. Внутренности посыпались наружу. Жалобный вскрик копытного прокатился по округе, бык припал на колени и завалился в траву, истекая кровью. Борец обошел быка, взял за рога и, шепча, вывернул шею, избавляя животное от мучения долгой смерти.
Борец повернулся к князю и бросил кусок мяса под ноги коню. Коника повело в сторону, и гридням пришлось подскочить к Владимиру, чтобы удержать.
— Знатный борец, — обронил Владимир. — Иди и принеси нам победу.
— Не буду драться, — сухо обронил борец.
— Отчего же? — донеслось от воеводы.
— На кой мне за чужого бога жилы рвать? Нападут, буду биться, а пока стоят, чего мне в битву лезть?
— Так не за бога дерись, за князя своего, за землю родную. Переяславль отдадим, еще придут. — Перебил отец борца. — Не те они уже, что при Святославе. Осерчали.