Клятва ворону
Шрифт:
– Прошу тебя, не гневи богов, батюшка! Исполни их волю! Боги будут милостивы к нам, - умоляла она князя сквозь сдавленные рыдания.
Её сердце, казалось, вот-вот разорвется от любви и жалости к отцу.
Затем последовали долгие сборы и проводы. Кветка тряхнула головой, словно отгоняя тягостные воспоминания. Она никогда не выезжала за пределы родных земель. Новые края и города, незнакомые селения и люди, говорящие на чужих языках - увиденное по пути немного отвлекло её от горестной разлуки с родными. Но чем дальше оставалась Негжа, и чем ближе становился Гримнир, тем мрачнее были города и беднее люди, населяющие их.
Города и села, которые они проезжали, были тесные и грязные, с множеством зловонных сточных канав, населенные людьми с грубыми нравами, толпами
В каждом селе и городе возвышался темный каменный храм, где все поклонялись и молились Единоликому.
Еще в самом начале пути Хельгот преподнес Кветке подарок храмовника Йохна - книгу в потертом кожаном переплете. Это оказалась священная книга с проповедями Единоликого. "На моей земле мой Бог, на твоей земле твой Бог" - говорил чужестранцам Воибор, сызмальства наученный, что каждый, чтя своих богов, должен уважать и чужих. Потому Кветка внимательно прочла все, что было написано в той книге, ведь это был бог её будущего мужа. Кветку поразило, что для его бога женщина источник греха и всего дурного, ибо именно она разжигает в мужчинах страсть, мешая думать о боге. Кветка, привыкшая к тому, что родные боги повелевали мужчине чтить женщину как продолжательницу человеческого рода, подательницу жизни и берегиню, пришла в замешательство. Наконец, прочтя книгу до конца, она поняла, что бог, которого чтят в Северных пределах, готов наказать всевозможными карами тех, кто совершает различные проступки, именуемые грехами. Все то, к чему призывали стремиться её родные боги, для Единоликого было предосудительным либо греховным: быть сильным и смелым, защищать свою землю, славить род богов, чтить предков и женщин. Кветка убрала странную книгу на самое дно сундука, решив никогда более её не открывать.
В землях, которые граничили с Гримниром, Хельгот, выбирая лучший постоялый двор для ночлега, называл вымышленные имена, что не укрылось от Кветки. Ей не составило труда понять, что у кёнига Гермара не лучшие отношения с соседями. Это еще больше омрачило ее душу, хотя внешне она была всё так же весела и доброжелательна, не показывая, насколько подавлена увиденным.
Города и села Гримнира мало чем отличались от селений других земель. Те же дома из серого камня и глины, только больше полуразрушенных крепостей - напоминание о не так давно сотрясавшей Гримнир войне. Леса, темные и мрачные, обступали узкую дорогу с двух сторон. Редко кого встретишь на большаке, да и Хельгот обмолвился, что в лесах водятся разбойники и нежить, словно в подтверждении своих слов поехав через Тинг, вопреки намеченному пути.
Кветку отвлек от раздумий стук в дверь. Слуги внесли кадушку с водой, от которой шел пар. Как только они ушли, Кветка сняла украшения и принялась расплетать косу. Звук рога заставил её забыть об омовении и подойти к окну. Под окнами раздался звон оружия и подков. Не менее двадцати риттеров во главе с кёнигом въехали во двор замка на взмыленных лошадях. Кёнига Гермара нельзя было спутать с его свитой, хоть Кветке и показалось, что он ниже ростом, чем его риттеры.
Для тридцати семи лет он имел тяжелую стать. Сняв с головы шлем, он бросил его слуге и направился к повозкам, попутно отдавая приказания. Кветка не расслышала его слов, но высокий неприятный голос кёнига раздавался повсюду. Хельгот и Рольд поклонились ему, обнажив головы. Гермар, закутанный в длинный серый плащ и обутый в высокие кожаные сапоги, остановился перед ними, что-то коротко спросил и подошел к вожделенным повозкам. Кветка, наконец, разглядела его лицо: мелкие черты лица, хмурый взгляд темных глаз, тонкие поджатые губы и рыжеватые волосы. Держался он надменно и всем своим видом источал презрение ко всему, что его окружало. По его знаку риттеры вскрыли деревянные щиты, которыми была запечатана повозка. В глубине возка в лучах утреннего солнца заблистала золотая посуда - приданое Кветки, вместе с бесчисленными мехами и тремя сундуками с монетами. Увидев довольную улыбку на лице жениха при виде приданого, Кветка закрыла окно, скинула с себя тонкую нижнюю рубаху и погрузилась в горячую воду.
Чуть позже, сидя в тонкой
– Я справлюсь и с этим, - прошептала Кветка, глядя в огонь.
Едва она заплела высушенные у очага волосы и оделась в темно-синее платье, привезенное с собой, появилась Росалия. Нарядная, в алом бархатном платье, с рыжеватыми волосами, убранными под серебряный убор, она вся светилась от ожидания предстоящего праздника.
– Милостивая госпожа, все уже готово к бракосочетанию, кёниг приехал и удалился в свои покои....
"Скорее всего пересчитывает и взвешивает приданное" - невесело подумалось Кветке.
– ...но вас хочет видеть храмовник Йохн, дабы обратить в лоно храма Единоликого перед венчанием...
– неуверенно продолжила жена Рольда и внимательно посмотрела на Кветку, словно страшась её недовольства.
– Не будете ли вы так любезны сопроводить меня к нему?
– старательно улыбнулась Кветка, всем своим видом показывая, сколь радостно для нее это известие.
***
Замковый храм мало чем отличалась от всех тех, что Кветка видела прежде. Она вошла под высокие мрачные своды одна, оставив за высокими дубовыми дверями Росалию. В храме было пустынно и тихо, лишь треск множества свечей, зажженных для свадебного обряда, нарушал тишину. На голове Кветки был тот самый покров, скрывавший её лицо. Под ним было душно и жарко, к тому же света в храме было мало, и княжне казалось, что она вот-вот запнется о край каменных плит, которыми был выложен пол. Она то и дело натыкалась на скамьи, стоящие рядами и обращенные к алтарю. Споткнувшись еще раз, Кветка, наконец, откинула покров и обнаружила, что стоит перед алтарем с множеством свечей. Она с любопытством оглядела алтарь и нарисованные на стене за ним фигуры мужчин с лицами, перекошенными то ли злобой, то ли страданиями.
За её спиной гулко зазвенели шаги. Обернувшись, она увидела высокого старика с коротко остриженными седыми волосами в черных одеяниях и с серебряной цепью на шее. Он держался неестественно прямо, свысока глядя на Кветку. Йохн долго смотрел на нее, не проронив ни слова. В его голубых выцветших глазах Кветка читала то удивление, то страх, смешанный с брезгливостью. Наконец он пробормотал:
– Лик ангелицы, но душа отравлена ядом язычества...
Вопреки ожиданиям Йохна, своды храма многократно усилили его голос, и Кветка услышала все его слова до последнего.
– Как твое имя, дитя?
– строго спросил Йохн.
– Кветка.
Йохн поджал морщинистые губы, всем видом выказывая презрение к её имени. Он обошел девушку на приличном расстоянии, разглядывая её без стеснения, и, обратившись лицом к алтарю, принялся бормотать молитвы. Медленно тянулись мгновения, как вдруг он резко поворотился к девушке, накрыл её голову своим широким рукавом и торжественно изрек:
– Имя есть суть человека! Нося неугодное богу имя, ты никогда не приблизишься к нему! Отныне и навеки ты станешься зваться Эмбла, в честь святой супруги Игмара, которая, не пожалев жизней своих родственников и соплеменников, сеяла вслед за мужем мечом и огнем истинную веру! Отринь языческую мерзость и вступи в лоно храма Единоликого!
Эмбла?! Кветка еще никогда не слышала ничего более нелепого. И это теперь её имя! Хуже только сама святая, если все, что сказал о ней Йохн, правда. Эмбла...звук падающего в воду камня.
Кветка побледнела. Ей хотелось напомнить старику, что не имя славит человека, но, вовремя вспомнив наказ отца, до крови закусила губу и смиренно опустила глаза, чтобы скрыть полыхавший в них гнев и обиду.
Йохн торжествующе посмотрел на подавленную Кветку, приняв это за страх перед новым богом.