Клятва
Шрифт:
Голос звучал странно, но я решила, что это из-за дальности расстояния. Я же не знала, что Зак… да я и Зака тогда ещё как следует не знала.
«Нет».
Ворон уставился на меня. Покосился на постель.
«Я рад, что ты, наконец, решилась. Тебе стало легче?»
Я пожала плечами, тоже кинув взгляд на пустую постель – смятое покрывало, разбросанные подушки.
«Возвращайся, Лиззетта. Возвращайся ко мне».
Так скоро? Ну уж нет, я ещё не наигралась!
«Ты всё-таки к нему неравнодушна», - с горечью вздохнул Зак, и я удивилась:
«Тебе-то
«Возвращайся».
«Нет».
«Я буду ждать тебя, Элиз».
Утром, поработав со щитами, я отправилась за Лансом в столицу – меня мучило странное предчувствие. Позже я научусь доверять такого рода вещам. Тогда мне просто повезло – я успела. А вот Зак опоздал. Он не стал бы трогать Ланса при мне – и ему пришлось только наблюдать. И ждать, когда я наиграюсь.
Тогда я об этом не думала – я думала лишь о том, что хочу своего любовника, свою игрушку обратно.
Его нашёл Волк – у моста через пересохшую, вонючую реку, верхом, смотрящего на вереницу странных детей, идущих к чёрным воротам в конце улицы.
– Кто это?
Ланс вздрогнул, когда я потянулась, тронула его пальцы. В его взгляде мелькнуло изумление и дикая, безудержная радость, отогнавшая от меня кошмар пустых постелей и унылого безделья в его отсутствие.
Он подхватил меня, усадил в седло рядом с собой – и как обычно неподалёку завывали собаки, а Волк сидел рядом и спокойно смотрел на нас.
– Кто это? – глядя на не поднимающих глаза детей, повторила я. Странные, в одежде явно не с их плеча, чумазые, усталые – от их усталости у меня кружилась голова.
– Сироты, - отозвался Ланс. И тихо добавил. – Я был таким когда-то. С тех пор ничего не изменилось.
Мне была непонятна грусть в его голосе – я когда-то была глупой девочкой, верящей в сказки. Но меня совсем не тянуло теперь сочувствовать таким же дурёхам.
Я провела пальцем по его колючей щеке.
– Ты изменился.
Он усмехнулся.
– Я хочу, чтобы это прекратилось. Ты знаешь, что их сейчас накормят миской каши на воде – да и той на всех не хватит. И спать они будут часа четыре. И потом снова работать до заката. Они умирают, Элиз, такого даже взрослый не выдержит.
Я коснулась его щеки губами и вместе с поцелуем в меня хлынули его эмоции. Моё сердце зашлось от его отчаяния.
– Скажи, Элиза, как Небеса позволяют этому, - он кивнул на споткнувшегося у самых ворот малыша лет семи, - быть?
Я отвернулась – картина была слишком унылой, – и спряталась у Ланса на груди.
– На юге такого нет.
Ланс грустно улыбнулся. И уверенно произнёс:
– У нас тоже не будет. Король Валентин издаст закон, и всего это не будет.
Я подняла
– А что будет?
Он снова улыбнулся – на этот раз теплее.
– Будут нормальные дома для них. Детский труд будет под запретом. Им будут платить, в конце концов. Валентин вытрясет деньги из Лучших, я знаю, он сможет. Я отдам своё состояние – всё, до монетки. И это изменится. И будет – будет как у вас на юге.
Он что-то ещё говорил, но я не слушала. Я потянулась к его памяти – я вдруг почувствовав, что ничего о нём не знаю. Его память, его личность не интересовали меня в постели. И сейчас передо мной был незнакомец – любопытный и интересный. А я никогда не могла совладать с собственным любопытством.
Мы куда-то скакали, Ланс уже замолчал, а я всё смотрела его воспоминания. И мне было плохо – я-то думала, что со мной ужасно обошлись.
Неужели Валентин действительно хочет это изменить?
Я потянулась, и в круговороте мыслей бьющего колоколами, стучащего копытами и колёсами карет города поймала нужное – хочет. Хотел, и не только это – ещё когда посылал меня убивать. Да, он укреплял свою власть, он считал меня чудовищем и оружием. И этот же человек мечтал о мире и благоденствии своей земли. И закон, о котором Ланс говорил, повернули ещё лет десять назад – когда я была слишком маленькой, чтобы послать меня убить того, кто был за это в ответе.
Валентин не разбирался в средствах, но – какая ирония! – имел высокие цели.
Это не заставило меня ненавидеть его меньше. Но я понимала, почему Ланс стал его «фаворитом» – он воплощал то, каким Валентин хотел видеть свой народ. И он помогал ему давить на аристократов – потому что Валентин был один, а лордов много и почти все они были против него: его законы и его справедливость неизбежно заставили бы их расставаться с крупными суммами денег. И во имя чего – бедноты, которую они за людей не считали?
Ланс привёз меня в дом Боттеров – последнее место, где я хотела бы оказаться. Однако я рада была находиться вместе с любовником, зная, что ночью мне станет легче. И даже откровенно враждебные взгляды Рэйана я не зачала. Наверное, с Лансом мне было бы уютно и в бездне.
А ночью, уже глубоко после полуночи Ланс сделал мне предложение.
Он обнимал мои ноги, он целовал мои колени и буквально умолял выйти за него замуж. И снова называл богиней.
А я рыдала у него на плече: он любил меня, он готов был ради меня на всё, а я продолжала считать его игрушкой и пользовалась им лишь ради собственного удовольствия. В свете предложения руки и сердца эта истина стала очевидной, и я ужаснулась сама себе. А потом, выплакавшись, поняла, что не хочу отказываться. Я действительно была не против провести жизнь рядом с ним – даже далёкий Зак, единственный человек, способный меня понять, казался теперь пресным и скучным. Он никогда бы не полюбил меня так. Мы, чародеи, можем только пользоваться друг другом. А вот для Ланса я была богиней.